шла Саша по шоссе
Название: На краю
Бета: ~Джи~
Пейринг/Персонажи: Имаёши Шоичи/Касамацу Юкио, Момои Сацуки
Размер: ~7300 слов
Жанр: драма, романс
Рейтинг: PG-13
Дисклеймер: Персонажи и мир принадлежат Фуджимаки Тадатоши
Саммари: Можно ли жалеть о чем-то, что еще не случилось?
Предупреждения: пост-канон + серия АУ
Примечания: Написано для OTPW 2.0 за команду Imayoshi x Kasamatsu Team. Тема: драма\ангст.
Шоичи поднял воротник пальто и щелкнул зажигалкой. Синий огонек в его ладонях задергался, затанцевал на ветру, упорно отказываясь раскуривать сигарету. Ноябрьский вечер пробирался под кожу моросью и простудой, прохожие кутались в куртки, прятались за зонтами и спешили домой, в тепло. Шоичи с любопытством наблюдал за этой суетой и никуда не спешил.
Из-под навеса над крыльцом он видел пустую парковку бизнес-центра, где его тойота одиноко мокла под каплями монотонного дождя. Он почти докурил, когда прожектор выхватил из темноты подъезжающий автомобиль. Момои заглушила мотор и, раскрыв зонт, мелкими шажками побежала к крыльцу. В бежевом кашемировом пальто, на высоких каблуках, румяная и улыбающаяся, она была очаровательна. Шоичи со светлой грустью вспомнил, как был влюблен в нее в старшей школе.
— Момои-сан! Отлично выглядишь, — он поклонился, и Момои поцеловала его в щеку.
— Курение вредит здоровью, Имаёши-кун, — она пригрозила ему пальцем, нахмурилась, но не смогла сдержать улыбку.
Столько лет прошло, а они все так же рады видеть друг друга, и ямочки на щеках Момои все так же притягивают взгляд. Шоичи подхватил ее зонт, и они вошли в пустой ярко освещенный холл.
— Как идет подготовка?
— Я уже платье заказала. Только это секрет, договорились?
— Как скажешь, — он улыбнулся и на секунду залюбовался.
Момои выглядела непозволительно счастливой, и этому тяжело было не поддаться. Захваченный ощущением чужой радости, Шоичи притих, и они какое-то время шли молча. Капли с зонта Момои падали на до блеска начищенный пол, оставляя тонкую дорожку следов и намечая путь к отступлению.
— Неужели мы действительно собираемся сделать это?
— Я должна буду отправить твоему работодателю счет за пять сеансов психотерапии и мое заключение. И знаешь, это будет очень немаленький счет, — Момои кокетливо подмигнула. — Поэтому да, мы действительно собираемся сделать это.
Шоичи свел брови. Он прекрасно знал, что был невыносим. Теперь об этом знал еще и нанятый его работодателем психотерапевт. Он вылетел из кабинета, громко хлопнув дверью, а Шоичи лишь грустно помахал рукой ему вслед. Начальство закрыло на это глаза, но продлевать лицензию без соблюдения всех формальностей естественно отказалось. Шоичи был волен выбирать. И сейчас, прислушиваясь к мерному перестуку каблуков в пустоте коридора, он был уверен, что сделал правильный выбор.
— А я мечтал, что приглашу тебя на кофе.
Шоичи действительно мечтал об этом, они о многом не договорили по телефону. Яркая звонкая Момои была мостиком в прошлое, где все было понятно и просто. И одновременно с этим, свое школьное прошлое она давно переросла. Приглашение на ее свадьбу с владельцем небольшого ресторана Шоичи хранил в верхнем ящике письменного стола.
У самого же Шоичи дела со школьными привязанностями обстояли немного иначе.
— Но ведь одно другому не мешает, — Момои покачала головой и открыла дверь в темноту своего кабинета.
Щелкнул выключатель. Вдоль панорамного окна выстроились цветы в кадках. Где-то журчала вода, но Шоичи не видел ни фонтана, ни аквариума. Книжный шкаф, письменный стол, кушетка, мягкие кресла — кабинет Момои как будто сошел с глянцевых страниц журнала об эко-дизайне. Или хай-тек дизайне, Шоичи был в этом не силен.
— Располагайся.
Он повесил пальто на вешалку и утонул в одном из кресел. Момои устроилась за своим письменным столом, экран планшета подсвечивал ее лицо холодным голубым светом.
— Так мы все-таки делаем это? Прямо как в фильмах? Спросишь, что меня тревожит?
— Не угадал.
— Спросишь, почему я здесь в восемь вечера в субботу?
— А ты хотел бы об этом рассказать?
Шоичи на секунду задумался и покачал головой. Ему не хотелось говорить об этом. И возвращаться домой тоже не хотелось.
— Вообще-то, я хотела попробовать пару новых техник.
— Ууу, а это не опасно? — Шоичи скорчил рожицу.
— Знаешь, ты совсем не изменился, — Момои посмотрела на него с доброй усталостью. — Ну так что, попробуем?
— Взаимовыгодное сотрудничество?
— Взаимовыгодное сотрудничество, — она опять подмигнула. — Обещаю, больно не будет. И выключи телефон, пожалуйста.
Приглушив свет, она прикоснулась к экрану планшета. Из динамиков полилось что-то мелодичное и мягкое. Шоичи перевел смартфон в тихий режим, мимолетно отметив, что пропущенных звонков и новых сообщений нет. Это почти не задевало.
— Называется контролируемая медитация. Ты расслабишься, закроешь глаза и будешь слушать мой голос. Готов?
— Готов. А зачем это?
— Не думай об этом как о результате, думай как о процессе. Просто наблюдай за своим сознанием. Это легко.
— Хорошо.
— Закрой глаза и расслабься. Мой голос будет вести тебя. Не существует ничего, кроме моего голоса.
Шоичи снял очки и послушно закрыл глаза. Момои говорила мягко и медленно. Музыка смешивалась с ее словами и шумом воды.
— Я буду называть тебе образы, а ты будешь представлять их. Первое, что придет на ум. Просто представляй их и все. Итак... горящая свеча... улыбающийся Будда... темнота на дне колодца... кровоточащая рана... шум дождя... цветок, растущий на краю пропасти...
* * *
Шоичи остановил гравилет и спрыгнул в высокую траву. Ветер нежно перебирал ее стебли, волнами гнал их к горизонту. Посреди неспокойного зеленого моря мелькали белые и голубые искорки — здесь, за миллионы световых лет от Земли, под двойным солнцем Кайджо росли полевые цветы.
В нескольких метрах от гравилета луг обрывался и уходил вертикально вниз, обнажая меловые скалы. Соленые морские волны разбивались о них, подбрасывая в воздух пенную взвесь, которая оставляла мутный налет на голо-очках Шоичи.
— Такая красота, — тихо сказал Юкио. Он стоял, опершись на блестящий бок гравилета. Ветер играл с его непослушными волосами, парусом надувал форменную куртку.
— Угу, я сейчас расплачусь, — согласился Шоичи, толком не зная, сколько в его словах иронии, а сколько правды.
— Да ну тебя! — Юкио подошел ближе и теперь стоял за его правым плечом.
Они какое-то время молча смотрели на море. Первое солнце клонилось к горизонту уже пятые земные сутки, второе — вот-вот готовилось взойти, окрашивая небо и воду в бледно-лиловый. Конфигурация, которая не повторится в ближайшие двести тридцать семь лет. Редкое и потрясающее зрелище. Как, впрочем, и все на Кайджо.
В системах двойных звезд не могло существовать планет, пригодных для создания земных колоний. В системах двойных звезд не могло существовать планет, пригодных для терраформирования. Но Кайджо бросала вызов всему, что человечество знало о вселенной. Прекрасная, дикая и неиспорченная, она была лучшим доказательством того, что жизнь всегда найдет себе дорогу. Шоичи был уверен, что именно ради этого он и поступал в Академию. А совсем не ради личной выгоды и амбиций.
— Будешь скучать? — он обернулся к Юкио и обвел рукой пейзаж вокруг.
Тот только пожал плечами. Всегда такой честный и открытый, он смущался сейчас, и Шоичи остро захотелось поддеть его. Или поцеловать, как тогда, пять месяцев назад на этом самом лугу.
— Волнуюсь, — наконец выдавил из себя Юкио. — Я родился здесь и никогда не был на Земле.
— Она тебе не понравится, — как мог подбодрил его Шоичи, вспоминая свой последний визит на Землю.
Колыбель человечества была слишком маленькой и испорченной, слишком перенаселенной и фальшивой. Таким, как Юкио там делать нечего. За свою короткую, но блестящую карьеру в Новых Горизонтах Объединенной Земли Шоичи повидал много людей. Они интересовали и забавляли его, иногда были эгоистичными и злыми, иногда добрыми и незатейливыми, но никогда такими, как Касамацу Юкио.
Шоичи вздохнул. В углу голо-проекции его очков мигало одно непрочитанное сообщение с Тоо-1, но сейчас было не до этого. Вакамацу справится, а у Шоичи как-никак выходной. Что, в конце концов, могло случиться на научно-исследовательской станции на планете со стабильными погодными и гравитационными условиями и населением в три тысячи человек? Ничего страшнее того, что капитан S-класса Касамацу Юкио отправляется на три года на Землю, а капитан А-класса Имаёши Шоичи немного, самую малость, будет по нему скучать.
— Море сегодня какое-то странное, — нахмурился Шоичи, но не успел договорить.
Юкио целовал его неуклюже и слегка грубо, задыхаясь и вплетая пальцы в волосы. Волнением и горечью накрывало с головой, поцелуй получался сладким и рваным, а Шоичи не знал лучшего способа сказать, что он будет безумно скучать и что ему не хочется, чтобы кто-то куда-то уезжал.
Юкио уже расстегнул на нем комбинезон и гладил по спине, прижимаясь. Так хорошо, с ним каждый раз было невыносимо хорошо. Он всегда отдавался любому делу до конца и был настолько искренним, что Шоичи не верил и лез проверять снова и снова. Он выгнул шею, и Юкио принялся жадно целовать ее. Время остановилось, будто не желая переливаться через край, и казалось, что завтра не наступит никогда и не нужно будет никого провожать в космопорт.
Шоичи таял и задыхался, он стянул очки и, не найдя подходящего места для них, нацепил их на голову Юкио. Тот немного нервно рассмеялся в поцелуй и хотел было выпутаться из футболки, но терминал гравилета взорвался экстренным вызовом. Очень тяжело остаться наедине, даже находясь на полуосвоенной не колонизированной планете на окраине галактики.
— Капитан. Капитан Имаёши, — судя по тому, что Сакурай не извинился ни разу за три слова, произошло что-то из ряда вон, — вам нужно срочно покинуть квадрат B-14-57. В вашу сторону движется приливная волна седьмой категории. Произошла гравитационная аномалия, из-за специфичной конфигурации звезд мы неправильно рассчитали параллакс. Как поняли, капитан?
— Вас понял, капрал, — Шоичи принял вызов на личный терминал и бросил короткий взгляд на бледно-лиловое море. Если приглядеться, можно было рассмотреть волну. Она не выделялась ни по цвету, ни по текстуре, только горизонт казался каким-то неправильным, выше, чем обычно. И море у берега уже начинало отступать.
— Идем, — Юкио пытался перекричать усилившийся ветер и, больно ухватив запястье, тянул Шоичи к гравилету. Он выглядел собранным и решительным, и Шоичи ни капли не удивился, когда он запрыгнул на место пилота.
— Это моя детка, ты знаешь? — укоризненно бросил Шоичи.
— Можешь хоть сейчас серьезно? — Юкио пристегнулся и теперь щелкал активаторы на приборной панели.
— Я смертельно серьезен, — Шоичи проверил, плотно ли пристегнут его новоиспеченный пилот и закрыты ли дверцы, и только тогда пристегнулся сам. Ему было радостно и азартно.
Волна уже высилась над обрывом, ее тень наползала на луг, приближаясь к гравилету. Двигатели, наконец, активировались, и Юкио плавно оторвался от земли, поднимаясь выше волны и разворачиваясь к базе. Смотреть на него за работой было сплошным удовольствием. Такая очаровательная сосредоточенность.
— Кто из ваших высчитывал этот гребаный параллакс? Это непростительно!
— Не скажу, — улыбнулся Шоичи, представляя, как при заполнении базы данных Аомине заснул лбом на клавиатуре. — Я капитан и беру ответственность на себя.
Юкио бросил на него хмурый взгляд и ничего не сказал. Шоичи опять захотелось поцеловать его, но гравилет тряхнуло, а приборная панель расцвела россыпью красных индикаторов. Шоичи опустил глаза, наблюдая, как волна выплескивается на луг, слизывает с него траву и растущие на краю пропасти цветы.
Азарт и радость поугасли. На горизонте виднелись антенны и локаторы Тоо-1. Юкио тоже их заметил и как-то неуловимо превратился из влюбленного вспыльчивого парня, обалденно играющего на гитаре, в строго капитана научно-исследовательской экспедиции, раздающего подзатыльники зазевавшимся подчиненным. И за двадцать два часа, оставшиеся ему на Кайджо, ни разу не переключился обратно.
Они стояли в углу зала вылетов орбитального космопорта. За двойным слоем плексигласа лениво вращалась похожая на Землю голубая планета, согретая лучами двойной звезды. Глянув на нее, Шоичи опять вспомнил, что жизнь всегда найдет себе дорогу.
— Любовь всегда найдет себе дорогу, — сказал он, поправляя ремень дорожной сумки на груди Юкио. Тот покраснел и отвел взгляд.
Он ненавидел проявление чувств в людных местах и явно не знал, что сказать.
— Это ведь ерунда, — сказал за него Шоичи. — Есть же интергалактическая сеть, и каникулы и праздники, и меня тоже в любой момент могут отправить на Землю.
— Я не хочу уезжать, но приказ тоже оспорить не могу.
— Я знаю, — подтвердил Шоичи. Ему отчего-то было легко и совсем не грустно, хоть он и знал, что стоит Юкио скрыться за сканером багажа, и чувствами накроет с головой.
— Ты ведь не хочешь, чтоб я уезжал?
— Конечно же нет, вместо тебя присылают Ханамию.
Юкио рассмеялся и Шоичи рассмеялся вместе с ним. Сперва тихо, а потом заливисто и звонко, не обращая внимания на косые взгляды. Остановиться никак не получалось, смех все рвался из груди. Наконец отдышавшись, Шоичи поймал на себе внимательный взгляд Юкио. Тот выглядел собранным и решительным. Глубоко вдохнув, он крепко обнял Шоичи и коротко чмокнул в губы. А потом развернулся и быстро пошел к выходам на посадку.
Шоичи смотрел на его прямую спину и не понимал, почему так и не смог произнести вслух простое "Я не хочу, чтобы ты уходил".
* * *
Он открыл глаза и не сразу понял, где находится. Мелодично плескалась вода, пахло женскими духами, расфокусированные очертания объектов казались смутно знакомыми.
— Как ощущения? — голос Момои окончательно привел в чувство, и привычная реальность заново собралась из кусочков.
— Необычно. — Шоичи расслаблено потянулся, в голове было легко и пусто. Вот только где-то далеко, на самой периферии сознания, звенел маленький тревожный колокольчик.
Шоичи надел очки. Момои смотрела на него цепко и внимательно. Он помнил этот ее взгляд еще со школы — Момои что-то нащупала и теперь собирала и анализировала данные.
— Расскажешь мне о том, что видел?
— Я не помню, — соврал Шоичи, а потом, подумав, добавил: — Что-то о космосе, о месте, которое не назовешь домом, но в котором хорошо. Что-то об упущенном шансе.
— Ты жалеешь о чем-то?
— Нет. Не больше, чем обычный человек, во всяком случае, — Шоичи улыбнулся, и Момои улыбнулась в ответ.
— Тогда на сегодня все, пожалуй. В среду в это же время?
Шоичи кивнул, душеспасительные беседы стоило заканчивать.
— Жду с нетерпением, — он поклонился и потянулся к своему пальто. Потеребил рукав какое-то время и не оборачиваясь добавил: — Как думаешь, можно ли жалеть о чем-то, что еще не произошло?
— Можно, — с запинкой ответила Момои.
Шоичи обернулся к ней, похоже, не ему одному было о чем промолчать.
* * *
В графе «Как вы предпочитаете проводить свободное время? (выберете что-то одно)» Шоичи не задумываясь написал «рыбалка». Потом зачеркнул и написал «шопинг». Еще раз зачеркнул, еще раз подумал и остановился на рыбалке.
— Я уже второй день подряд заполняю эти тесты, Момои-сан. Может, стоит заканчивать? — Шоичи жалостливо глянул на нее и стал наблюдать за реакцией. Момои только покачала головой. — Если тебе так интересно узнать обо мне побольше, то я могу предложить другой способ.
— Я не хочу залезть тебе в душу, — она улыбнулась очаровательно и невинно, и сразу стало понятно — душа Шоичи в той еще опасности. — К тому же, ты вряд ли будешь честным.
— Вот и посмотрим, — он встал и прошелся вдоль книжных полок. Помимо книг на них была расставлена куча незначительной, но стильной ерунды — статуя маленького Будды, шары Ньютона, россыпь гладкой черной гальки. — Я расскажу тебе, что мне снилось сегодня ночью. Ты ведь любишь такие штуки?
Момои кивнула.
— Мне снятся черно-белые сны. Этот был обо мне и... моем друге, скажем так.
* * *
Колодец изнутри порос слизким мхом. Он был гулким и таким глубоким, что Шоичи не видел дна. Он продолжал крутить рукоять, а ведро, укутанное темнотой внизу, все никак не поднималось.
— Давай теперь я. — Юкио отвел его руки и крутанул механизм на себя.
— Откуда такой энтузиазм, Юки-чан? — Шоичи кинул вниз камушек и только через несколько секунд услышал тихий всплеск. — Не терпится спасать и защищать? Так хочется умереть в семнадцать?
— Слушай, хватит! Это мой выбор, — Юкио тут же ощетинился, и Шоичи примирительно поднял ладони.
Колодец был старым, с металлической ржавой цепью, его, должно быть, вырыли еще до Первого Удара. Как только цепь на переплавку не утащили? Юкио наконец поднял ведро, но вдруг замер, уставившись на небо за спиной Шоичи. Ведро наклонилось под собственной тяжестью и упало обратно в колодец. В резко опустившейся тишине зазвенела разматывающаяся цепь.
Шоичи обернулся, хотя и так знал, что увидел Юкио.
Далеко в небе, у горизонта зиял разлом. Разветвленный, как вспышка молнии, острый и яркий. Он вспарывал пространство, раздавался все шире, готовясь вот-вот открыться. Шоичи завороженно смотрел на него. Он не мог толком объяснить, почему разломы всегда выглядели так чужеродно, почему было понятно, что они — часть другого мира. Он привык видеть все однотонным: небо чуть светлее, деревья чуть темнее, глаза Юкио — светлей, чем небо. Но разломы были иными. Яркими, больно бьющими по глазам, пересыщенными... Шоичи не знал слов, чтоб их описать.
— Так близко, черт! Нужно сообщить Патрулю! — Юкио, забыв о ведрах и сумках, уже бежал к деревне.
Шоичи догнал его и подсечкой повалил в траву.
— Уймись, а? Без тебя справятся.
— Отвали! — Юкио, пытаясь вырваться, больно заехал Шоичи в живот.
— Я еще раз спрошу, так хочется умереть в семнадцать?
Юкио притих и засопел. Он всегда терялся, когда Шоичи переставал улыбаться и смотрел на него широко открытыми глазами.
— Я принял решение, — хмуро сказал Юкио, — пойду в Патруль. Я не хочу, чтобы разломы докатились до нас.
Тень от высокой травы падала на его лицо. Шоичи разглядывал его сверху вниз и думал, что мир этого всего не стоит. Человечество было на пороге второго конца света, а Касамацу Юкио почему-то хотел взять ответственность за это на себя. Очень героично. Шоичи был готов рыдать, причем абсолютно искренне.
— Как думаешь, чего хотят эти твари из разломов?
— Какая разница? Они убивают нас и рушат наши города. Не нужно пытаться их понять.
— А мне кажется, они просто ищут дом, — сказал Шоичи, ложась в траву рядом с Юкио. — Потому что их собственный дом был разрушен, как наш тогда, во время Удара.
В небе над ними пронеслись паровые флаеры Патруля, за ними грузно проплыл базовый дирижабль. Экипаж вряд ли вернется домой в полном составе. Точно так же может не вернуться Юкио, если Шоичи не удержит его.
— Старик Гента рассказывал, что Управление нашло способ бороться с разломами, — сказал Юкио, — вроде как начали появляться люди со способностями. Кто-то может предвидеть разломы, кто-то может закрывать их, потому что всегда попадает в цель, несмотря на всю защиту тварей. Как-то так.
— Веришь в чудеса, Юки-чан?
— Их пока только четверо таких нашлось.
— Ну, тогда мы все спасены, — рассмеялся Шоичи и получил локтем в бок.
— Говорят, все эти люди со способностями видят мир по-другому. Но описать толком не могут. Будто перед ними открылась дверь, и все вдруг стало такое же, как разломы, — разное, а не однотонное, — Юкио сделал паузу. — С Кисе начало происходить то же самое.
Шоичи закатил глаза. Мир трещал по швам, а Юкио волновался о семье, о Кисе, о Патруле и ни капли о себе самом. Они выросли вместе, вместе играли мячом, который нашли на развалинах, вместе слушали рассказы о разломах. А потом Юкио заявил, что уйдет в Патруль, как только ему стукнет семнадцать. Для Шоичи конец света начался именно тогда.
— Идем доставать ведро, — сказал он и поднялся, протягивая руку Юкио. Тот, как ни странно, ухватился. Его ладонь была горячей и мозолистой
Они собрали вещи и медленно пошли к деревне. Разлом уже затянулся, над их головами опять пролетели патрульные флаеры. Шоичи показалось, что их стало на один меньше.
Младшие братья Юкио выбежали им на встречу и подхватили ведра. Где-то пахло едой, доносился женский смех, жизнь продолжалась. Она всегда находила себе дорогу.
— Поезд завтра в пол первого, если тебе интересно, конечно.
— Конечно, интересно, — широко улыбнулся Шоичи. — Я обязательно приду.
И пришел, хотя не хотел. Чуть не проспал, потому что заснул только под утро, и теперь смотрел на Юкио опухшими глазами. Тот стоял в окружении семьи — брови привычно сведены к переносице, пальцы нервно теребят край сумки. Он заметил Шоичи и коротко кивнул ему.
— Ну, пора прощаться, — они отошли от толпы провожающих. Юкио крепко, до побелевших костяшек, сжимал пальцы на ремне. Потрепанная ткань притягивала взгляд, напоминая, что весь их мир похож эту его старую сумку. Такой же латанный, расползающийся от каждого неловкого движения. Никаких ниток не хватит, чтобы его зашить. Но Юкио почему-то отчаянно хотел стать одним из рвущихся под напором чужой силы стежков.
Шоичи думал, что еще не поздно все исправить, но обида накатывала тяжелой волной, и он стоял, засунув руки в карманы, и молчал. Очки, замотанные скотчем, опять сползли к переносице. Поправлять их не хотелось.
— Да, пора, — отстраненно сказал он. Время убегало сквозь пальцы, мысли сталкивались, перекатывались упругой галькой, цеплялись друг за друга. Нужно было что-нибудь сказать, что-нибудь весомое.
Это бесполезно, тебе всего лишь семнадцать. К примеру.
Или, вот. Никому не нужен ребенок, мешающийся под ногами. Тебя некому будет учить.
Ты погибнешь, кому от этого станет легче? Звучало лучше всего, пожалуй.
Что-то подсказывало, что это все не то. Юкио молчал и нервно кусал губы. Он словно ждал чего-то, давал последний, самый последний шанс. Упрямый засранец, всегда так делал, терпел Шоичи до последнего.
— Поезд уходит, — Юкио коротко выдохнул и вдруг улыбнулся. Спокойный, собранный, он уже уехал, был там, на границе разлома, готовый защищать этот не стоящий такой жертвы мир. — Пока, еще увидимся.
Шоичи молчал и смотрел, как Юкио разворачивается и уходит. Хватается за ржавую перекладину поезда, подтягивается одним лёгким движением, будто и не было за спиной тяжёлого груза оставленных привязанностей. Перрон заволокло дымом, и Юкио скрылся в тамбуре.
Дышать получалось через раз. Шоичи наконец нашел нужные слова. Простые, эгоистичные и бессмысленные.
Не уходи, потому что я этого не хочу.
Слова, в которых нет ни грамма убеждения. Только чувства.
* * *
Он повертел в руке черную гальку и положил ее на место.
— Очень интересно. Как думаешь, что потом случилось с тем миром? — осторожно спросила Момои.
— Ничего хорошего, — хмыкнул Шоичи.
— А с твоим другом что случилось?
— Не знаю, — Шоичи обернулся к Момои, улыбаясь. Она выглядела заинтересованной, и ему нравилось поддразнивать ее. Не так сильно, как Юкио, конечно, но в целом неплохо.
При мысли о Юкио в сердце холодно и остро кольнуло. Но довольно быстро отпустило, Шоичи ожидал, что будет хуже.
— Ты не хочешь еще что-нибудь мне рассказать? — Момои склонила голову набок, нащупывая благодатную почву.
— Нет. А ты мне?
* * *
Музыка была нежной и мелодичной, но вызывала раздражение на грани с отвращением. Шоичи устал от медитаций и всего того, что видел во время них. Он любил заглядывать в головы других людей, это развлекало и забавляло, иногда пугало. Но ощущение, будто кто-то ковыряется в его собственных мозгах, было новым и на редкость неприятным.
А вот Момои была в своей стихии. Она подобрала волосы и ловко скрутила их шпилькой.
— Опять не расскажешь, что видел?
Шоичи видел Юкио, видел, как он уходит. Уже третий или четвертый раз. Ничего страшного и ничего сверхъестественного. Нельзя же, в конце концов, жалеть о чем-то, что еще не произошло.
— У тебя проблема, это очевидно, поверь мне.
Шоичи устало отметил, какая она все-таки умница. Мариновала его четыре сеанса и, наконец, дожимает, особо даже не стесняясь. Нужно будет посоветовать ей съездить на рыбалку.
— Я не помогу тебе решить ее, но смогу выслушать.
Шоичи продолжал молчать. Это все было бы забавно, если бы происходило с кем-то другим.
— Это из-за твоего друга?
— Откуда эта уверенность, что разговоры помогают? Откуда эта уверенность, что другой человек — и есть ответ на все вопросы? — сказал он наконец.
— И все же? — Момои ласково улыбнулась ему. Шоичи подумал, что было бы здорово, если бы у него была такая младшая сестренка.
— Моя проблема в том, что я хотел чего-то не того.
— А чего ты хотел?
— Сацуки... — Шоичи нехотя встал с кушетки и подошел к окну. Закат размазал по небу перьевые облака, город загорался тысячами огней-светлячков. — Я хотел...
* * *
Как и все семь миллиардов людей на планете Земля, Шоичи хотел одного — чтобы кто-нибудь любил его таким, какой он есть. Это было просто и естественно, вполне в природе человеческого эгоизма. Проблема заключалась в том, что полюбить Шоичи было очень непростой задачей, и облегчать ее кому-либо он не собирался.
Ему было девятнадцать, за плечами была целая жизнь, впереди — вечность в обнимку с учебниками по юриспруденции и баскетбольным мячом. Шоичи улыбался в лицо судьбе, а она отвечала ему настороженным взглядом голубых глаз.
— Этому слову не хватает гласных, — хмыкнул Касамацу и проводил взглядом кудрявую официантку.
— Это не главный его недостаток.
Шоичи вертел в руках гелевую ручку. На столе перед ним лежала салфетка, изрисованная английскими буквами. Шоичи с чувством выводил каждую из них, а потом, решив, что композиция хромает, нарисовал в левом нижнем углу Датэ Масамунэ и Санаду Юкимуру, схлестнувшихся в смертельной схватке. Судя по тому, как вежливо кривился Касамацу, эпическое полотно удалось на славу.
— Проблема в том, что этому слову не хватает буквы "К". Stry — это что-то странное, а вот Strky — звучит отлично.
— Звучит, будто кто-то подавился фисташкой. — Касамацу потер переносицу и обвел унылым взглядом разложенные поверх чая и печенья конспекты. Он потянулся было к словарю, но так и замер с вытянутой рукой. — Погоди, а зачем вам второй разыгрывающий?
Шоичи перестал терзать салфетку и улыбнулся самой обаятельной из своих улыбок. Касамацу выдержал ее с честью, не морщась, не отводя глаз, и от этого захотелось поддеть его сильней. Шоичи придвинулся ближе, продолжая держать театральную паузу и сканируя Касамацу взглядом. Рассматривать его было сплошным удовольствием, хоть рентгеновский снимок делай и в рамочку ставь. Он неуловимо изменился за те полгода, что прошли с финала Зимнего Кубка — плечи расслабились, вспыльчивость куда-то подрастерялась. Шоичи подумал, что отсутствие ответственности поразительно идет людям на пользу. Редким исключением из этого наблюдения был Аомине Дайки, но Шоичи это уже полгода как не волновало.
Вот только хмурился Касамацу все так же очаровательно. Настороженный и неприветливый — как его такого не поддеть? Он станет отличным дополнением их маленькой непобедимой армии. Шоичи мысленно поправил невидимый шлем-кабуто у себя на голове. Он был чрезвычайно доволен собой.
— Приходи на тренировку и узнаешь. Ты ведь теперь в Токио учишься? — Шоичи выхватил одну из тетрадей Касамацу и размашисто написал в ней адрес и время.
— У тебя проблемы с личным пространством! — Касамацу даже присвистнул от такой наглости.
"А у тебя проблемы с удовольствием от жизни, — подумал Шоичи. — Ты его не получаешь. Но я тебе помогу".
— Буду ждать тебя, — сказал он вслух, вставая из-за стола. — Все-таки хорошо, что мы случайно встретились.
Касамацу изогнул бровь и посмотрел в окно. Там шумел Токио — город с населением в тринадцать миллионов человек, в котором так легко встретить кого-то случайно.
— Ты вообще не изменился, — покачал он головой.
— Ой, у тебя что-то выпало. — Шоичи поднял с пола фиолетовый флаер и какое-то время вертел его в руках, игнорируя громкое «Эй!». — Ваша группа выступает в субботу на кавер-пати в "The Wall"? Я обязательно приду.
— Откуда ты вообще знаешь, какая группа моя, а какая не моя? — крикнул Касамацу, но Шоичи уже стоял у выхода из кафе и махал ему на прощание. Он придержал дверь перед кудрявой официанткой и нырнул в летний токийский полдень. Легко шагая по тротуару, он через стекло чувствовал на себе очень нехороший взгляд.
"The Wall" держался на студенческом энтузиазме и выручке от продажи дешевого пива и чипсов. Шоичи гонял по дну стакана остатки грейпфрутового сока, наслаждаясь уютным хаосом. На сцене неторопливо готовились музыканты, переговаривались, настраивали инструменты. Сердце отчего-то билось часто-часто, и Шоичи не мог вспомнить, когда в последний раз испытывал такое острое предвкушение.
У барной стойки Суса флиртовал с миловидной брюнеткой. Делал он это в своей обычной манере — с непрошибаемым видом, выпрямившись, расправив плечи и почти не обращая внимания на заглядывающую ему в рот девушку. Шоичи усмехнулся, но тут же забыл про эту трагическую историю любви.
Касамацу стоял на сцене и настраивал микрофон. На нем была белая рубашка с синим галстуком и потертые джинсы. Он перебросил ремень гитары через плечо и взял пару аккордов. Звук растекся по залу, заглушая голоса и звон бокалов, завораживая, гипнотизируя. Показав большой палец своему клавишнику, Касамацу чуть застенчиво объявил название песни, которое Шоичи сразу забыл. Зал взорвался аплодисментами, но тут же затих, стоило музыкантам вступить. Касамацу пел на английском с довольно приятным акцентом, пел о том, что есть свет, который никогда не погаснет и о том, что ему не хочется возвращаться домой.
Шоичи тоже не хотелось никуда возвращаться.
Галстук Касамацу вблизи оказался темно-фиолетовым. Они выбрались из клуба два часа назад, и теперь Шоичи наблюдал, как рассвет заливает небо над верхушками деревьев бледно-розовым киселем. В парке было тихо, любители выгулять собак досматривали последние кадры сладких снов, и казалось, будто в целом мире больше нет ни души.
— Ну так что, выбрал? — Касамацу сидел на парковом столике, поставив ноги на скамейку. Подошвы его кед были в паре сантиметров от бедра Шоичи.
— Кого выбрал? — Шоичи удивленно зевнул и, запрокинув голову, заглянул Касамацу в глаза.
— Песню! — тот ярко вспыхнул и провел ладонью по блестящему боку гитары.
Шоичи покачал головой, в которой было пусто и легко.
— Знаешь, ты еще в школе был невыносим. — Касамацу зажмурился и потер глаза ладонью.
Шоичи это знал. И гордился. Но ничего не сказал в ответ. Летняя ночь ускользала сквозь пальцы, голос Касамацу звучал приятно и чисто, жизнь была легкой, свободной и прекрасной. А потом в Японию прилетела американская стритбольная сборная с дурацким названием.
Американцы в итоге пожалели обо всем, но горечь осела в памяти мутным илом, который не рассосался даже несколько лет спустя. Шоичи перерывал залежи письменного стола в поисках прошлогодних конспектов и мимоходом наткнулся на скомканную газетную вырезку. Он улыбался сам себе с пожелтевшего измятого листка бумаги, а Касамацу, такой же желтый и сморщенный, стоял за его правым плечом, делая вид, что просто проходил мимо. Отличное было время, отличная команда. Шоичи не знал, что было большей ошибкой: его неудачная стрижка или то, что они ни разу больше не сыграли этим же составом.
Он скомкал вырезку и аккуратно положил ее на место в бардаке письменного стола. На часах было без пяти три ночи. Шоичи еще раз пробежался глазами по криволинейным интегралам и, сохранив файл, сбросил его Касамацу в скайп. А потом не удержался и кликнул по кнопке вызова. Скайп булькал бесконечно долго, Шоичи уже почти решил, что не стоит звонить людям посреди ночи и обсуждать с ними события трехлетней давности. Даже если эти люди — ваши лучшие друзья. Особенно если эти люди — ваши лучшие друзья. Он хотел было отключиться, но Касамацу отбил вызов сам и написал вдогонку:
GuitarPro: не могу сейчас, утром поговорим
Шоичи довольно потянулся и застучал по клавишами:
Lucky_now: ну как же так, Юкио-кун!
Lucky_now: я полночи решал твою вышку, а ты вдруг чем-то занят
Lucky_now: я рыдаю!
Lucky_now: расскажи мне о ней ^_^
На том конце чата повисло молчание, Шоичи мог представить лицо Касамацу во всех деталях.
GuitarPro: она спит
Касамацу не нужно было слать смущенные смайлики, его румянец можно было почувствовать сквозь пиксели, сервера и километры оптоволоконных кабелей.
Lucky_now: ты провел девушку в общежитие, это против правил
Lucky_now: я горжусь тобой
Шоичи потер глаза. Все истории Касамацу заканчивались одинаково, как впрочем и истории Шоичи. Разница была в том, что кому-то сердце разбили уже трижды, а кому-то — ни разу.
GuitarPro: спокойной ночи
GuitarPro: и спасибо за вышку
Шоичи погасил монитор и плюхнулся на кровать. Стоило завести привычку спать больше четырех часов в сутки. А Касамацу стоило завести привычку первому бросать своих принцесс. Принцессы приходили и уходили, иногда оставляя туфельки, чаще — волосы на подушке, ковре и в ванной. Шоичи узнавал все подробности из первых уст и с интересом ждал, когда же до Касамацу наконец дойдет.
Дошло до Касамацу только после выпускного. Рассвет гасил последние звезды, Токио спал и видел сны, время над маленьким парком возле давно закрытого "The Wall" остановилось еще пять лет назад. Тут все так же не было ни души, Касамацу все так же сидел на парковом столике, свесив вниз ноги, а Шоичи было так же легко и хорошо.
Они целовались то ли целую минуту, то ли целую вечность. Было сладко, правильно, и Шоичи с опозданием накрывало эйфорией. От того, что Касамацу первым потянул его на себя, от того, что разбросанные по жизни Шоичи детали пазла наконец-то сложились в идеальную картинку.
— Ну как так можно, Юки-чан? У тебя щетина колется, — сказал он просто потому, что момент был слишком прекрасным и его хотелось разрушить.
Касамацу выгнул брови в изумлении и нежно ткнул Шоичи под ребра.
— Ну ты как всегда, — сказал он и снова полез целоваться.
Касамацу Юкио был последним человеком на планете Земля, который добровольно захотел бы полюбить Шоичи таким, какой он есть. Шоичи видел это четко и ясно и улыбался все шире. Он чувствовал, что сорвал джек-пот. Дурацкое обещание, данное себе в девятнадцать, через пять лет уже не казалось таким дурацким.
Спустя два месяца он впервые за долгое время проснулся не в своей постели. Сквозь неплотно задернутые шторы лился тусклый свет осеннего утра. Юкио в кровати не было, но Шоичи отчетливо слышал, как в душе льется вода. Он потянулся и повернулся на бок. На тумбочке лежали разорванные обертки презервативов и два мобильных телефона. В том, как их пластиковые бока слегка соприкасались, было что-то интимное, что-то на порядок интимней того, чем их хозяева занимались ночью.
Шоичи улыбнулся. Он был иррационально счастлив и бесповоротно влюблен.
— Собеседование проспишь, вставай давай, — Юкио стоял на пороге спальни.
Вокруг его бедер было обернуто махровое полотенце, в руке зажата зубная щетка. Он хмурился и пытался скрыть смущение за грубостью. Шоичи видел это миллион раз за последние пять лет, но умилялся каждый раз с новой силой.
— Не хочешь съездить на рыбалку на выходных? — Шоичи отбросил одеяло и сладко потянулся.
— Опоздаешь. На собеседование.
— Угу. Вот они огорчатся, — Шоичи выгнулся и провел ладонями по своей груди и бокам.
На собеседование он не опоздал, хоть в итоге и не прошел его. Помешала то ли нехватка опыта, то ли россыпь засосов на шее. Шоичи не расстроился.
С тех пор пролетел год, Шоичи прошел не одно собеседование и свозил Юкио не на одну рыбалку. Юкио спел ему не одну песню и проигнорировал не одну подначку. Он привык к многоходовкам и манипуляциям Шоичи, иногда бесился, иногда смеялся, но в глубине души знал, что им обоим без этого было бы скучно. Шоичи улыбался и продолжал пробовать на прочность весь мир, с восторгом наблюдая, как Юкио каждый раз принимает его таким, какой он есть.
Мир, впрочем, тоже иногда пробовал Шоичи на прочность.
— Это всего лишь Австралия. Хватит всей этой ерунды, — Юкио ненавидел демонстрировать свои чувства в людных местах.
— Конечно, это всего лишь семь с половиной тысяч километров и два часовых пояса. Но не волнуйся, — Шоичи поправил ремень дорожной сумки на груди Юкио, — я купил хорошую веб-камеру и салфетки.
Юкио вспыхнул, будто им опять было по девятнадцать, и попытался сбросить пальцы Шоичи. Смешной, надеялся, что у него это получится.
— На этом же месте через полгода? — вздохнул он.
— Ага, — просто согласился Шоичи и потянулся коротко чмокнуть Юкио на прощанье, но тот вывернулся и заспешил к сканеру ручной клади.
Шоичи вздохнул и поехал домой, где на двери подъезда напротив номера их квартиры были написаны их имена, где в ванной их зубные щетки стояли в одном стаканчике, а бритвы лежали на одной полке, где целых полгода можно будет наводить беспросветный бардак и не получить за это раздраженный взгляд и любимое бурчание.
Шоичи методично доводил квартиру до безобразного состояния, любовался результатом своего разрушительного созидания и под конец с некоторым удивлением заметил, что скучает намного меньше, чем ожидал. С возвращением Юкио это странное ощущение куда-то затерялось.
Им было по двадцать шесть — прекрасный возраст, чтоб задуматься, а того ли ты хотел, и начать искать что-то новое.
Шоичи затирал окурок в пепельницу, которую старательно не чистил уже неделею. Дым ещё не клубился, но перед глазами уже стояла размывающая очертания предметов дымка. Сумка с грохотом упала на пол, но Шоичи даже не вздрогнул. Лишь повернул голову к Юкио и растянул губы в улыбке:
— С возвращением.
— Достало.
— Что именно? — Шоичи действительно удивился.
— Ты и твои сигареты, — в голосе Юкио звучали забытые еще со школьной скамьи нотки. Так он срывался на сокомандниках, иногда даже на Шоичи… В первую пару месяцев более плотного общения. — Я не могу дышать этим дымом, я не могу целоваться. Я хочу нормально жить и нормально спать, а не перестирывать постельное бельё по три раза в неделю.
— Вот как. — Шоичи опустил глаза, чтоб их не было видно.
Юкио раздражённо подошёл к окну и широко распахнул его, впуская прохладный воздух. Он пытался успокоиться, но, судя по всему, остановиться у него не получалось.
— Я больше не могу чинить эти вещи. Приходить домой и искать отвертку, потому что ты опять засунул ее в шкаф для белья, под раковину или вообще они лежат под диваном в гостиной. А потом идти и привинчивать то, что опять открутилось, сломалось или перегорело, — его голос повышался, почти срываясь на крик.
Шоичи смотрел в сторону и молчал. Он ждал чего-то, но совсем не этого.
— И акцент этот твой... Ты специально?
А вот это почему-то было больней всего. Шоичи улыбнулся:
— Что мой акцент?
— Раздражает.
— Ты такой честный, Юкио. Это ранит, ты знаешь?
Юкио покачал головой и ничего не сказал. Он действительно был честным и искренним, отдающимся всему без остатка, Шоичи восхищался этим и с азартом вытаскивал это наружу. Иногда оно того не стоило.
Пришла осень. Шоичи сидел за кухонным столом, вертя в руках кофемолку. Над мойкой сохли две чашки, на одной котенок в очках довольно жмурился, на второй — ненавидел весь мир. Шоичи хотелось разбить обе. Уютный хаос превратился в хаотичный уют, а затем в уютный уют, и Шоичи понимал эту разницу как никто.
Когда Юкио вышел на кухню, на столе перед Шоичи лежала до винтика разобранная кофемолка.
— Опять? Ну зачем ты вечно все ломаешь? Я только на прошлой неделе ее купил.
— Я же не в ладах с техникой, ты знаешь, — Шоичи пожал плечами.
— Сам чини, — буркнул Юкио и пошел в ванну, где их зубные щетки все еще стояли в одном стаканчике, а бритвы все еще лежали на одной полке.
Шоичи обвел взглядом разбросанные по столу детали и попытался собрать из них целое. Получалось плохо, а у Юкио теперь плохо получалось принимать Шоичи таким, какой он есть. Ничего особенного не произошло, но точка невозврата уже маячила на горизонте. Шоичи видел ее, красную и круглую, прекрасно понимая, что еще не поздно все спасти, и не совсем понимая, зачем это нужно.
— Ладно, прости, — хмуро улыбнулся Юкио, выйдя из ванны. За ухом у него осталось немного пены для бритья, на спине — царапины после вчерашней ночи.
Шоичи долго рассматривал его и решил, что кофемолка будет последним, что он сломает. Он ни за что на свете все не испортит.
* * *
— И что случилось потом? — тихо спросила Момои.
— Я конечно же все испортил.
Солнце давно зашло, а свет в кабинете они так и не включили. Шоичи рассматривал остановившиеся на светофоре автомобили, ему не хотелось поворачиваться и смотреть на Момои.
— Но так не бывает.
— Сацуки, пожалуйста! Не нужно рассказывать о том, что еще не все потеряно, что стоит только захотеть и так далее, — Шоичи начинал злиться. На себя, немного на Момои, которая ни капли этого не заслуживала, на воспоминания, которые так и не улеглись.
— Я не это имела в виду. Ты говорил, будто во всем виноват только ты, всего хотел только ты, решал только ты. Ты совсем не говорил о... — она запнулась, но быстро продолжила, — совсем не говорил о Касамацу-куне. Даже слово "мы" ни разу не сказал. Так вот, так не бывает, Имаёши-кун. Отношения — это двое людей.
— Как узнала про Юкио? Менеджеры бывшими не бывают? — Шоичи наконец обернулся.
Момои развела руками.
— Люди расходятся. Это бывает и это нормально. Ничего сверхъестественного в этом нет, и не нужно это усложнять, — Шоичи улыбнулся.
Он сказал вслух то, в чем убеждал себя последний месяц, глядя на хмурое лицо Юкио, задерживаясь на работе допоздна, теряясь непонятно где по выходным. Они уже давно перешли от стадии скандалов к стадии молчаливого невмешательства, при которой каждая попытка что-либо изменить порождает только новую волну злобы. Поэтому Шоичи не сказал ни слова, когда забежал сегодня домой после работы и обнаружил в коридоре полусобранные сумки.
— Ты не хочешь, чтобы все закончилось?
Шоичи покачал головой. Говорить было трудно.
— Но и меняться не хочешь, — подытожила за него Момои.
— А какой тогда во всем этом будет смысл? — Шоичи обвел рукой пространство вокруг, пытаясь охватить целый мир, себя самого и Юкио, который на другом конце Токио собирал сумки. А возможно уже собрал и ушел.
— В том, что так или иначе, вы отличная пара. Поверь моему опыту, — Момои попыталась улыбнуться. — Я действительно хотела бы рассказать тебе, о том, что еще не все потеряно и всегда есть выход, но не могу. Я не твой психотерапевт.
— Прости, — сказал Шоичи.
— В любом случае, приглашение, которое я прислала тебе, рассчитано на две персоны. Подумай над этим.
— Хорошо, — машинально кивнул Шоичи, помогая ей надеть пальто. — Это ведь наша последняя встреча? Спасибо тебе за все.
— Я пришлю все бумаги, как и договаривались, — Момои смерила Шоичи внимательным взглядом.
Они молча прошли по пустым коридорам бизнес-центра и вышли на такую же пустую парковку. Шоичи держал зонт над головой Момои и наслаждался ощущением редких капель на своих волосах и лице.
— Любовь всегда найдет себе дорогу. — Момои завела мотор и опустила боковое стекло.
— Откуда ты знаешь?
— Ты сам так говорил, — она помахала ему на прощание и плавно вырулила с парковки. Шоичи посмотрел на ее зонт в своих руках и улыбнулся, покачав головой.
Он сел за руль и поджег сигарету. Она почему-то горчила больше обычного и удовольствия не приносила. Шоичи надавил на газ и поехал навстречу вечернему Токио — городу с населением в тринадцать миллионов человек, в котором так легко не понять, чего же ты хотел на самом деле.
На двери подъезда напротив номера их квартиры все еще были написаны их имена. Шоичи поднялся на третий этаж и какое-то время стоял возле входной двери, не решаясь войти. За дверью была слышна тихая возня, и от этого становилось и легче и тяжелей одновременно. Он наконец повернул ключ в замке и щелкнул выключателем. Сумки по-прежнему стояли под стенкой, все такие же незастегнутые, но их вроде бы стало больше.
Шоичи зацепился взглядом за фотографию на полке. Она была перевернута изображением вниз, но вряд ли Юкио сделал это специально, скорей всего просто зацепил, когда собирал другие вещи. Фото было сделано на Филиппинах, Шоичи тогда случайно кликнул по баннеру о дешевых авиабилетах и заявил, что возражения не принимаются и судьбе противиться нельзя. На заднем плане плескалось лазурное море, карстовые скалы тянулись к небу прямо из воды, а Юкио и Шоичи, веселые и загорелые, смеялись с фотографии, резко контрастируя с сонной безмятежностью тропического рая. Шоичи повертел фото в руках и оставил его лежать изображением вниз.
Он не стал разуваться и снимать пальто, ночевать в этой квартире больше не хотелось. Юкио обнаружился в спальне. Он застегивал чехол на гитаре, но молния заедала и никак не хотела тянуться вверх. Шоичи подумал, как нелегко, наверное, упаковывать в чемодан два с половиной года счастливой жизни.
— Там на полке твой жесткий диск и термокружка. — Юкио неопределенно махнул в сторону стеллажа и бросил на Шоичи короткий взгляд. Было видно, как по его шее и щеками расползается неровный румянец. — Нашел в гардеробе. Почему-то.
— Спасибо, — Шоичи улыбнулся так, что у него свело скулы.
Простые вещи теперь казались невероятно сложными. Он поборол в себе желание выйти из дому и погулять под дождем еще пару часов. В ванной тихо капал кран, и Шоичи долго мыл руки под горячей водой, рассматривая полку с одной зубной щеткой и одной бритвой.
На кухне все тоже неуловимо изменилось. Шоичи достал кофемолку, она была старой, но работала исправно. Больше года продержалась, если подумать. Шоичи не смог продержаться и трех лет. Он медленно перемалывал кофейные зерна и все никак не мог понять, сколько раз нужно перемолоть свою собственную жизнь, пропустить ее через себя, в скольких снах и мирах ее нужно пережить, чтобы, наконец, сделать правильный выбор.
— Знаешь, что, — он ворвался в спальню в пальто, туфлях и с кофемолкой наперевес, — я должен тебе кое-что сказать, Юкио.
Тот обернулся к Шоичи, сложив руки на груди. Выглядел он готовым и к защите и к нападению одновременно.
— В общем, — Шоичи сделал глубокий вдох, — не уходи. Просто не уходи. Верней, теперь ты конечно можешь уходить. Это же твой выбор. Или мой выбор, я не знаю. Короче, мне просто нужно было сказать это вслух. Все, я больше тебе не мешаю.
— Ты идиот, — Юкио сел на кровать прямо поверх разбросанной одежды. — Ждал, пока я это все соберу? Знаешь, как больно ковыряться во всех этих вещах?
— Знаю.
— Я очень злой.
— Я тоже, — сказал Шоичи, в очередной раз восхищаясь способностью Юкио честно говорить о своих мыслях и чувствах.
— Я хочу тебя ударить.
— Поэтому я стою в проходе подальше от тебя. Но можем подраться, если хочешь.
— Лучше стой где стоишь.
— Ты выслушаешь ту часть, в которой я подробно описываю, что больше так не буду?
Юкио тяжело посмотрел на него, и Шоичи показалось, что он вот-вот закатит глаза.
— Я тоже больше так не буду, — устало сказал Юкио. — Но отдельно все-таки поживем. Какое-то время.
— О да, это зрелое решение. Мы же взрослые люди, — согласился Шоичи, не к месту вспоминая все подушечные бои, которые они устраивали. — А потом примирительный секс.
Юкио все-таки закатил глаза.
— Ну почему? Почему ты такой? К чему эти твои вечные шуточки? Почему тебе всегда нужно поддеть и залезть под самую кожу?
— Тебе же это нравилось, признайся, — Шоичи стянул туфли, наступая себе на пятки, и принялся расстегивать пальто.
— Да мне и сейчас это нравится, — тихо сказал Юкио, снова краснея и нервно заламывая пальцы. — Не знаю, на кого из нас двоих я злюсь больше.
— Ты всегда такой честный, — совершенно без иронии сказал Шоичи, кладя пальто и несчастную кофемолку на стул и садясь на кровать рядом с Юкио. Сердце билось часто-часто, отчего-то снова становилось легко, будто в груди надувался гелиевый шарик, слишком большой и щемящий для одного маленького Шоичи.
Юкио глянул на него с горечью и резко саданул кулаком в плечо. Было больно, но Шоичи чувствовал, как из груди рвется смех. Не в силах остановить истерику, он спрятал лицо в ладонях.
— Прости, — тихо сказал Юкио. Он быстро вспыхивал и так же быстро гас.
— И ты прости, — отдышался наконец Шоичи. — Тебе помочь отнести вещи в машину?
— Сам справлюсь. — Юкио протянул руку и осторожно погладил плечо Шоичи.
— Как скажешь. Кстати, помнишь Момои Сацуки? Она была нашим менеджером в старшей школе. — Юкио кивнул и Шоичи продолжил: — Она выходит замуж и прислала мне приглашение. Оно на двоих. То есть я могу прийти с кем-то важным, с кем-то дорогим мне, понимаешь?
Юкио наконец улыбнулся.
Любовь опять нашла себе дорогу.
В глубине колодца отражалось мирное светло-серое небо.
Поезд отправлялся, а на перроне оставалось двое людей.
По стеблю растущего на краю пропасти цветка катилась капля росы.
Бета: ~Джи~
Пейринг/Персонажи: Имаёши Шоичи/Касамацу Юкио, Момои Сацуки
Размер: ~7300 слов
Жанр: драма, романс
Рейтинг: PG-13
Дисклеймер: Персонажи и мир принадлежат Фуджимаки Тадатоши
Саммари: Можно ли жалеть о чем-то, что еще не случилось?
Предупреждения: пост-канон + серия АУ
Примечания: Написано для OTPW 2.0 за команду Imayoshi x Kasamatsu Team. Тема: драма\ангст.
Шоичи поднял воротник пальто и щелкнул зажигалкой. Синий огонек в его ладонях задергался, затанцевал на ветру, упорно отказываясь раскуривать сигарету. Ноябрьский вечер пробирался под кожу моросью и простудой, прохожие кутались в куртки, прятались за зонтами и спешили домой, в тепло. Шоичи с любопытством наблюдал за этой суетой и никуда не спешил.Из-под навеса над крыльцом он видел пустую парковку бизнес-центра, где его тойота одиноко мокла под каплями монотонного дождя. Он почти докурил, когда прожектор выхватил из темноты подъезжающий автомобиль. Момои заглушила мотор и, раскрыв зонт, мелкими шажками побежала к крыльцу. В бежевом кашемировом пальто, на высоких каблуках, румяная и улыбающаяся, она была очаровательна. Шоичи со светлой грустью вспомнил, как был влюблен в нее в старшей школе.
— Момои-сан! Отлично выглядишь, — он поклонился, и Момои поцеловала его в щеку.
— Курение вредит здоровью, Имаёши-кун, — она пригрозила ему пальцем, нахмурилась, но не смогла сдержать улыбку.
Столько лет прошло, а они все так же рады видеть друг друга, и ямочки на щеках Момои все так же притягивают взгляд. Шоичи подхватил ее зонт, и они вошли в пустой ярко освещенный холл.
— Как идет подготовка?
— Я уже платье заказала. Только это секрет, договорились?
— Как скажешь, — он улыбнулся и на секунду залюбовался.
Момои выглядела непозволительно счастливой, и этому тяжело было не поддаться. Захваченный ощущением чужой радости, Шоичи притих, и они какое-то время шли молча. Капли с зонта Момои падали на до блеска начищенный пол, оставляя тонкую дорожку следов и намечая путь к отступлению.
— Неужели мы действительно собираемся сделать это?
— Я должна буду отправить твоему работодателю счет за пять сеансов психотерапии и мое заключение. И знаешь, это будет очень немаленький счет, — Момои кокетливо подмигнула. — Поэтому да, мы действительно собираемся сделать это.
Шоичи свел брови. Он прекрасно знал, что был невыносим. Теперь об этом знал еще и нанятый его работодателем психотерапевт. Он вылетел из кабинета, громко хлопнув дверью, а Шоичи лишь грустно помахал рукой ему вслед. Начальство закрыло на это глаза, но продлевать лицензию без соблюдения всех формальностей естественно отказалось. Шоичи был волен выбирать. И сейчас, прислушиваясь к мерному перестуку каблуков в пустоте коридора, он был уверен, что сделал правильный выбор.
— А я мечтал, что приглашу тебя на кофе.
Шоичи действительно мечтал об этом, они о многом не договорили по телефону. Яркая звонкая Момои была мостиком в прошлое, где все было понятно и просто. И одновременно с этим, свое школьное прошлое она давно переросла. Приглашение на ее свадьбу с владельцем небольшого ресторана Шоичи хранил в верхнем ящике письменного стола.
У самого же Шоичи дела со школьными привязанностями обстояли немного иначе.
— Но ведь одно другому не мешает, — Момои покачала головой и открыла дверь в темноту своего кабинета.
Щелкнул выключатель. Вдоль панорамного окна выстроились цветы в кадках. Где-то журчала вода, но Шоичи не видел ни фонтана, ни аквариума. Книжный шкаф, письменный стол, кушетка, мягкие кресла — кабинет Момои как будто сошел с глянцевых страниц журнала об эко-дизайне. Или хай-тек дизайне, Шоичи был в этом не силен.
— Располагайся.
Он повесил пальто на вешалку и утонул в одном из кресел. Момои устроилась за своим письменным столом, экран планшета подсвечивал ее лицо холодным голубым светом.
— Так мы все-таки делаем это? Прямо как в фильмах? Спросишь, что меня тревожит?
— Не угадал.
— Спросишь, почему я здесь в восемь вечера в субботу?
— А ты хотел бы об этом рассказать?
Шоичи на секунду задумался и покачал головой. Ему не хотелось говорить об этом. И возвращаться домой тоже не хотелось.
— Вообще-то, я хотела попробовать пару новых техник.
— Ууу, а это не опасно? — Шоичи скорчил рожицу.
— Знаешь, ты совсем не изменился, — Момои посмотрела на него с доброй усталостью. — Ну так что, попробуем?
— Взаимовыгодное сотрудничество?
— Взаимовыгодное сотрудничество, — она опять подмигнула. — Обещаю, больно не будет. И выключи телефон, пожалуйста.
Приглушив свет, она прикоснулась к экрану планшета. Из динамиков полилось что-то мелодичное и мягкое. Шоичи перевел смартфон в тихий режим, мимолетно отметив, что пропущенных звонков и новых сообщений нет. Это почти не задевало.
— Называется контролируемая медитация. Ты расслабишься, закроешь глаза и будешь слушать мой голос. Готов?
— Готов. А зачем это?
— Не думай об этом как о результате, думай как о процессе. Просто наблюдай за своим сознанием. Это легко.
— Хорошо.
— Закрой глаза и расслабься. Мой голос будет вести тебя. Не существует ничего, кроме моего голоса.
Шоичи снял очки и послушно закрыл глаза. Момои говорила мягко и медленно. Музыка смешивалась с ее словами и шумом воды.
— Я буду называть тебе образы, а ты будешь представлять их. Первое, что придет на ум. Просто представляй их и все. Итак... горящая свеча... улыбающийся Будда... темнота на дне колодца... кровоточащая рана... шум дождя... цветок, растущий на краю пропасти...
* * *
Шоичи остановил гравилет и спрыгнул в высокую траву. Ветер нежно перебирал ее стебли, волнами гнал их к горизонту. Посреди неспокойного зеленого моря мелькали белые и голубые искорки — здесь, за миллионы световых лет от Земли, под двойным солнцем Кайджо росли полевые цветы.
В нескольких метрах от гравилета луг обрывался и уходил вертикально вниз, обнажая меловые скалы. Соленые морские волны разбивались о них, подбрасывая в воздух пенную взвесь, которая оставляла мутный налет на голо-очках Шоичи.
— Такая красота, — тихо сказал Юкио. Он стоял, опершись на блестящий бок гравилета. Ветер играл с его непослушными волосами, парусом надувал форменную куртку.
— Угу, я сейчас расплачусь, — согласился Шоичи, толком не зная, сколько в его словах иронии, а сколько правды.
— Да ну тебя! — Юкио подошел ближе и теперь стоял за его правым плечом.
Они какое-то время молча смотрели на море. Первое солнце клонилось к горизонту уже пятые земные сутки, второе — вот-вот готовилось взойти, окрашивая небо и воду в бледно-лиловый. Конфигурация, которая не повторится в ближайшие двести тридцать семь лет. Редкое и потрясающее зрелище. Как, впрочем, и все на Кайджо.
В системах двойных звезд не могло существовать планет, пригодных для создания земных колоний. В системах двойных звезд не могло существовать планет, пригодных для терраформирования. Но Кайджо бросала вызов всему, что человечество знало о вселенной. Прекрасная, дикая и неиспорченная, она была лучшим доказательством того, что жизнь всегда найдет себе дорогу. Шоичи был уверен, что именно ради этого он и поступал в Академию. А совсем не ради личной выгоды и амбиций.
— Будешь скучать? — он обернулся к Юкио и обвел рукой пейзаж вокруг.
Тот только пожал плечами. Всегда такой честный и открытый, он смущался сейчас, и Шоичи остро захотелось поддеть его. Или поцеловать, как тогда, пять месяцев назад на этом самом лугу.
— Волнуюсь, — наконец выдавил из себя Юкио. — Я родился здесь и никогда не был на Земле.
— Она тебе не понравится, — как мог подбодрил его Шоичи, вспоминая свой последний визит на Землю.
Колыбель человечества была слишком маленькой и испорченной, слишком перенаселенной и фальшивой. Таким, как Юкио там делать нечего. За свою короткую, но блестящую карьеру в Новых Горизонтах Объединенной Земли Шоичи повидал много людей. Они интересовали и забавляли его, иногда были эгоистичными и злыми, иногда добрыми и незатейливыми, но никогда такими, как Касамацу Юкио.
Шоичи вздохнул. В углу голо-проекции его очков мигало одно непрочитанное сообщение с Тоо-1, но сейчас было не до этого. Вакамацу справится, а у Шоичи как-никак выходной. Что, в конце концов, могло случиться на научно-исследовательской станции на планете со стабильными погодными и гравитационными условиями и населением в три тысячи человек? Ничего страшнее того, что капитан S-класса Касамацу Юкио отправляется на три года на Землю, а капитан А-класса Имаёши Шоичи немного, самую малость, будет по нему скучать.
— Море сегодня какое-то странное, — нахмурился Шоичи, но не успел договорить.
Юкио целовал его неуклюже и слегка грубо, задыхаясь и вплетая пальцы в волосы. Волнением и горечью накрывало с головой, поцелуй получался сладким и рваным, а Шоичи не знал лучшего способа сказать, что он будет безумно скучать и что ему не хочется, чтобы кто-то куда-то уезжал.
Юкио уже расстегнул на нем комбинезон и гладил по спине, прижимаясь. Так хорошо, с ним каждый раз было невыносимо хорошо. Он всегда отдавался любому делу до конца и был настолько искренним, что Шоичи не верил и лез проверять снова и снова. Он выгнул шею, и Юкио принялся жадно целовать ее. Время остановилось, будто не желая переливаться через край, и казалось, что завтра не наступит никогда и не нужно будет никого провожать в космопорт.
Шоичи таял и задыхался, он стянул очки и, не найдя подходящего места для них, нацепил их на голову Юкио. Тот немного нервно рассмеялся в поцелуй и хотел было выпутаться из футболки, но терминал гравилета взорвался экстренным вызовом. Очень тяжело остаться наедине, даже находясь на полуосвоенной не колонизированной планете на окраине галактики.
— Капитан. Капитан Имаёши, — судя по тому, что Сакурай не извинился ни разу за три слова, произошло что-то из ряда вон, — вам нужно срочно покинуть квадрат B-14-57. В вашу сторону движется приливная волна седьмой категории. Произошла гравитационная аномалия, из-за специфичной конфигурации звезд мы неправильно рассчитали параллакс. Как поняли, капитан?
— Вас понял, капрал, — Шоичи принял вызов на личный терминал и бросил короткий взгляд на бледно-лиловое море. Если приглядеться, можно было рассмотреть волну. Она не выделялась ни по цвету, ни по текстуре, только горизонт казался каким-то неправильным, выше, чем обычно. И море у берега уже начинало отступать.
— Идем, — Юкио пытался перекричать усилившийся ветер и, больно ухватив запястье, тянул Шоичи к гравилету. Он выглядел собранным и решительным, и Шоичи ни капли не удивился, когда он запрыгнул на место пилота.
— Это моя детка, ты знаешь? — укоризненно бросил Шоичи.
— Можешь хоть сейчас серьезно? — Юкио пристегнулся и теперь щелкал активаторы на приборной панели.
— Я смертельно серьезен, — Шоичи проверил, плотно ли пристегнут его новоиспеченный пилот и закрыты ли дверцы, и только тогда пристегнулся сам. Ему было радостно и азартно.
Волна уже высилась над обрывом, ее тень наползала на луг, приближаясь к гравилету. Двигатели, наконец, активировались, и Юкио плавно оторвался от земли, поднимаясь выше волны и разворачиваясь к базе. Смотреть на него за работой было сплошным удовольствием. Такая очаровательная сосредоточенность.
— Кто из ваших высчитывал этот гребаный параллакс? Это непростительно!
— Не скажу, — улыбнулся Шоичи, представляя, как при заполнении базы данных Аомине заснул лбом на клавиатуре. — Я капитан и беру ответственность на себя.
Юкио бросил на него хмурый взгляд и ничего не сказал. Шоичи опять захотелось поцеловать его, но гравилет тряхнуло, а приборная панель расцвела россыпью красных индикаторов. Шоичи опустил глаза, наблюдая, как волна выплескивается на луг, слизывает с него траву и растущие на краю пропасти цветы.
Азарт и радость поугасли. На горизонте виднелись антенны и локаторы Тоо-1. Юкио тоже их заметил и как-то неуловимо превратился из влюбленного вспыльчивого парня, обалденно играющего на гитаре, в строго капитана научно-исследовательской экспедиции, раздающего подзатыльники зазевавшимся подчиненным. И за двадцать два часа, оставшиеся ему на Кайджо, ни разу не переключился обратно.
Они стояли в углу зала вылетов орбитального космопорта. За двойным слоем плексигласа лениво вращалась похожая на Землю голубая планета, согретая лучами двойной звезды. Глянув на нее, Шоичи опять вспомнил, что жизнь всегда найдет себе дорогу.
— Любовь всегда найдет себе дорогу, — сказал он, поправляя ремень дорожной сумки на груди Юкио. Тот покраснел и отвел взгляд.
Он ненавидел проявление чувств в людных местах и явно не знал, что сказать.
— Это ведь ерунда, — сказал за него Шоичи. — Есть же интергалактическая сеть, и каникулы и праздники, и меня тоже в любой момент могут отправить на Землю.
— Я не хочу уезжать, но приказ тоже оспорить не могу.
— Я знаю, — подтвердил Шоичи. Ему отчего-то было легко и совсем не грустно, хоть он и знал, что стоит Юкио скрыться за сканером багажа, и чувствами накроет с головой.
— Ты ведь не хочешь, чтоб я уезжал?
— Конечно же нет, вместо тебя присылают Ханамию.
Юкио рассмеялся и Шоичи рассмеялся вместе с ним. Сперва тихо, а потом заливисто и звонко, не обращая внимания на косые взгляды. Остановиться никак не получалось, смех все рвался из груди. Наконец отдышавшись, Шоичи поймал на себе внимательный взгляд Юкио. Тот выглядел собранным и решительным. Глубоко вдохнув, он крепко обнял Шоичи и коротко чмокнул в губы. А потом развернулся и быстро пошел к выходам на посадку.
Шоичи смотрел на его прямую спину и не понимал, почему так и не смог произнести вслух простое "Я не хочу, чтобы ты уходил".
* * *
Он открыл глаза и не сразу понял, где находится. Мелодично плескалась вода, пахло женскими духами, расфокусированные очертания объектов казались смутно знакомыми.
— Как ощущения? — голос Момои окончательно привел в чувство, и привычная реальность заново собралась из кусочков.
— Необычно. — Шоичи расслаблено потянулся, в голове было легко и пусто. Вот только где-то далеко, на самой периферии сознания, звенел маленький тревожный колокольчик.
Шоичи надел очки. Момои смотрела на него цепко и внимательно. Он помнил этот ее взгляд еще со школы — Момои что-то нащупала и теперь собирала и анализировала данные.
— Расскажешь мне о том, что видел?
— Я не помню, — соврал Шоичи, а потом, подумав, добавил: — Что-то о космосе, о месте, которое не назовешь домом, но в котором хорошо. Что-то об упущенном шансе.
— Ты жалеешь о чем-то?
— Нет. Не больше, чем обычный человек, во всяком случае, — Шоичи улыбнулся, и Момои улыбнулась в ответ.
— Тогда на сегодня все, пожалуй. В среду в это же время?
Шоичи кивнул, душеспасительные беседы стоило заканчивать.
— Жду с нетерпением, — он поклонился и потянулся к своему пальто. Потеребил рукав какое-то время и не оборачиваясь добавил: — Как думаешь, можно ли жалеть о чем-то, что еще не произошло?
— Можно, — с запинкой ответила Момои.
Шоичи обернулся к ней, похоже, не ему одному было о чем промолчать.
* * *
В графе «Как вы предпочитаете проводить свободное время? (выберете что-то одно)» Шоичи не задумываясь написал «рыбалка». Потом зачеркнул и написал «шопинг». Еще раз зачеркнул, еще раз подумал и остановился на рыбалке.
— Я уже второй день подряд заполняю эти тесты, Момои-сан. Может, стоит заканчивать? — Шоичи жалостливо глянул на нее и стал наблюдать за реакцией. Момои только покачала головой. — Если тебе так интересно узнать обо мне побольше, то я могу предложить другой способ.
— Я не хочу залезть тебе в душу, — она улыбнулась очаровательно и невинно, и сразу стало понятно — душа Шоичи в той еще опасности. — К тому же, ты вряд ли будешь честным.
— Вот и посмотрим, — он встал и прошелся вдоль книжных полок. Помимо книг на них была расставлена куча незначительной, но стильной ерунды — статуя маленького Будды, шары Ньютона, россыпь гладкой черной гальки. — Я расскажу тебе, что мне снилось сегодня ночью. Ты ведь любишь такие штуки?
Момои кивнула.
— Мне снятся черно-белые сны. Этот был обо мне и... моем друге, скажем так.
* * *
Колодец изнутри порос слизким мхом. Он был гулким и таким глубоким, что Шоичи не видел дна. Он продолжал крутить рукоять, а ведро, укутанное темнотой внизу, все никак не поднималось.
— Давай теперь я. — Юкио отвел его руки и крутанул механизм на себя.
— Откуда такой энтузиазм, Юки-чан? — Шоичи кинул вниз камушек и только через несколько секунд услышал тихий всплеск. — Не терпится спасать и защищать? Так хочется умереть в семнадцать?
— Слушай, хватит! Это мой выбор, — Юкио тут же ощетинился, и Шоичи примирительно поднял ладони.
Колодец был старым, с металлической ржавой цепью, его, должно быть, вырыли еще до Первого Удара. Как только цепь на переплавку не утащили? Юкио наконец поднял ведро, но вдруг замер, уставившись на небо за спиной Шоичи. Ведро наклонилось под собственной тяжестью и упало обратно в колодец. В резко опустившейся тишине зазвенела разматывающаяся цепь.
Шоичи обернулся, хотя и так знал, что увидел Юкио.
Далеко в небе, у горизонта зиял разлом. Разветвленный, как вспышка молнии, острый и яркий. Он вспарывал пространство, раздавался все шире, готовясь вот-вот открыться. Шоичи завороженно смотрел на него. Он не мог толком объяснить, почему разломы всегда выглядели так чужеродно, почему было понятно, что они — часть другого мира. Он привык видеть все однотонным: небо чуть светлее, деревья чуть темнее, глаза Юкио — светлей, чем небо. Но разломы были иными. Яркими, больно бьющими по глазам, пересыщенными... Шоичи не знал слов, чтоб их описать.
— Так близко, черт! Нужно сообщить Патрулю! — Юкио, забыв о ведрах и сумках, уже бежал к деревне.
Шоичи догнал его и подсечкой повалил в траву.
— Уймись, а? Без тебя справятся.
— Отвали! — Юкио, пытаясь вырваться, больно заехал Шоичи в живот.
— Я еще раз спрошу, так хочется умереть в семнадцать?
Юкио притих и засопел. Он всегда терялся, когда Шоичи переставал улыбаться и смотрел на него широко открытыми глазами.
— Я принял решение, — хмуро сказал Юкио, — пойду в Патруль. Я не хочу, чтобы разломы докатились до нас.
Тень от высокой травы падала на его лицо. Шоичи разглядывал его сверху вниз и думал, что мир этого всего не стоит. Человечество было на пороге второго конца света, а Касамацу Юкио почему-то хотел взять ответственность за это на себя. Очень героично. Шоичи был готов рыдать, причем абсолютно искренне.
— Как думаешь, чего хотят эти твари из разломов?
— Какая разница? Они убивают нас и рушат наши города. Не нужно пытаться их понять.
— А мне кажется, они просто ищут дом, — сказал Шоичи, ложась в траву рядом с Юкио. — Потому что их собственный дом был разрушен, как наш тогда, во время Удара.
В небе над ними пронеслись паровые флаеры Патруля, за ними грузно проплыл базовый дирижабль. Экипаж вряд ли вернется домой в полном составе. Точно так же может не вернуться Юкио, если Шоичи не удержит его.
— Старик Гента рассказывал, что Управление нашло способ бороться с разломами, — сказал Юкио, — вроде как начали появляться люди со способностями. Кто-то может предвидеть разломы, кто-то может закрывать их, потому что всегда попадает в цель, несмотря на всю защиту тварей. Как-то так.
— Веришь в чудеса, Юки-чан?
— Их пока только четверо таких нашлось.
— Ну, тогда мы все спасены, — рассмеялся Шоичи и получил локтем в бок.
— Говорят, все эти люди со способностями видят мир по-другому. Но описать толком не могут. Будто перед ними открылась дверь, и все вдруг стало такое же, как разломы, — разное, а не однотонное, — Юкио сделал паузу. — С Кисе начало происходить то же самое.
Шоичи закатил глаза. Мир трещал по швам, а Юкио волновался о семье, о Кисе, о Патруле и ни капли о себе самом. Они выросли вместе, вместе играли мячом, который нашли на развалинах, вместе слушали рассказы о разломах. А потом Юкио заявил, что уйдет в Патруль, как только ему стукнет семнадцать. Для Шоичи конец света начался именно тогда.
— Идем доставать ведро, — сказал он и поднялся, протягивая руку Юкио. Тот, как ни странно, ухватился. Его ладонь была горячей и мозолистой
Они собрали вещи и медленно пошли к деревне. Разлом уже затянулся, над их головами опять пролетели патрульные флаеры. Шоичи показалось, что их стало на один меньше.
Младшие братья Юкио выбежали им на встречу и подхватили ведра. Где-то пахло едой, доносился женский смех, жизнь продолжалась. Она всегда находила себе дорогу.
— Поезд завтра в пол первого, если тебе интересно, конечно.
— Конечно, интересно, — широко улыбнулся Шоичи. — Я обязательно приду.
И пришел, хотя не хотел. Чуть не проспал, потому что заснул только под утро, и теперь смотрел на Юкио опухшими глазами. Тот стоял в окружении семьи — брови привычно сведены к переносице, пальцы нервно теребят край сумки. Он заметил Шоичи и коротко кивнул ему.
— Ну, пора прощаться, — они отошли от толпы провожающих. Юкио крепко, до побелевших костяшек, сжимал пальцы на ремне. Потрепанная ткань притягивала взгляд, напоминая, что весь их мир похож эту его старую сумку. Такой же латанный, расползающийся от каждого неловкого движения. Никаких ниток не хватит, чтобы его зашить. Но Юкио почему-то отчаянно хотел стать одним из рвущихся под напором чужой силы стежков.
Шоичи думал, что еще не поздно все исправить, но обида накатывала тяжелой волной, и он стоял, засунув руки в карманы, и молчал. Очки, замотанные скотчем, опять сползли к переносице. Поправлять их не хотелось.
— Да, пора, — отстраненно сказал он. Время убегало сквозь пальцы, мысли сталкивались, перекатывались упругой галькой, цеплялись друг за друга. Нужно было что-нибудь сказать, что-нибудь весомое.
Это бесполезно, тебе всего лишь семнадцать. К примеру.
Или, вот. Никому не нужен ребенок, мешающийся под ногами. Тебя некому будет учить.
Ты погибнешь, кому от этого станет легче? Звучало лучше всего, пожалуй.
Что-то подсказывало, что это все не то. Юкио молчал и нервно кусал губы. Он словно ждал чего-то, давал последний, самый последний шанс. Упрямый засранец, всегда так делал, терпел Шоичи до последнего.
— Поезд уходит, — Юкио коротко выдохнул и вдруг улыбнулся. Спокойный, собранный, он уже уехал, был там, на границе разлома, готовый защищать этот не стоящий такой жертвы мир. — Пока, еще увидимся.
Шоичи молчал и смотрел, как Юкио разворачивается и уходит. Хватается за ржавую перекладину поезда, подтягивается одним лёгким движением, будто и не было за спиной тяжёлого груза оставленных привязанностей. Перрон заволокло дымом, и Юкио скрылся в тамбуре.
Дышать получалось через раз. Шоичи наконец нашел нужные слова. Простые, эгоистичные и бессмысленные.
Не уходи, потому что я этого не хочу.
Слова, в которых нет ни грамма убеждения. Только чувства.
* * *
Он повертел в руке черную гальку и положил ее на место.
— Очень интересно. Как думаешь, что потом случилось с тем миром? — осторожно спросила Момои.
— Ничего хорошего, — хмыкнул Шоичи.
— А с твоим другом что случилось?
— Не знаю, — Шоичи обернулся к Момои, улыбаясь. Она выглядела заинтересованной, и ему нравилось поддразнивать ее. Не так сильно, как Юкио, конечно, но в целом неплохо.
При мысли о Юкио в сердце холодно и остро кольнуло. Но довольно быстро отпустило, Шоичи ожидал, что будет хуже.
— Ты не хочешь еще что-нибудь мне рассказать? — Момои склонила голову набок, нащупывая благодатную почву.
— Нет. А ты мне?
* * *
Музыка была нежной и мелодичной, но вызывала раздражение на грани с отвращением. Шоичи устал от медитаций и всего того, что видел во время них. Он любил заглядывать в головы других людей, это развлекало и забавляло, иногда пугало. Но ощущение, будто кто-то ковыряется в его собственных мозгах, было новым и на редкость неприятным.
А вот Момои была в своей стихии. Она подобрала волосы и ловко скрутила их шпилькой.
— Опять не расскажешь, что видел?
Шоичи видел Юкио, видел, как он уходит. Уже третий или четвертый раз. Ничего страшного и ничего сверхъестественного. Нельзя же, в конце концов, жалеть о чем-то, что еще не произошло.
— У тебя проблема, это очевидно, поверь мне.
Шоичи устало отметил, какая она все-таки умница. Мариновала его четыре сеанса и, наконец, дожимает, особо даже не стесняясь. Нужно будет посоветовать ей съездить на рыбалку.
— Я не помогу тебе решить ее, но смогу выслушать.
Шоичи продолжал молчать. Это все было бы забавно, если бы происходило с кем-то другим.
— Это из-за твоего друга?
— Откуда эта уверенность, что разговоры помогают? Откуда эта уверенность, что другой человек — и есть ответ на все вопросы? — сказал он наконец.
— И все же? — Момои ласково улыбнулась ему. Шоичи подумал, что было бы здорово, если бы у него была такая младшая сестренка.
— Моя проблема в том, что я хотел чего-то не того.
— А чего ты хотел?
— Сацуки... — Шоичи нехотя встал с кушетки и подошел к окну. Закат размазал по небу перьевые облака, город загорался тысячами огней-светлячков. — Я хотел...
* * *
Как и все семь миллиардов людей на планете Земля, Шоичи хотел одного — чтобы кто-нибудь любил его таким, какой он есть. Это было просто и естественно, вполне в природе человеческого эгоизма. Проблема заключалась в том, что полюбить Шоичи было очень непростой задачей, и облегчать ее кому-либо он не собирался.
Ему было девятнадцать, за плечами была целая жизнь, впереди — вечность в обнимку с учебниками по юриспруденции и баскетбольным мячом. Шоичи улыбался в лицо судьбе, а она отвечала ему настороженным взглядом голубых глаз.
— Этому слову не хватает гласных, — хмыкнул Касамацу и проводил взглядом кудрявую официантку.
— Это не главный его недостаток.
Шоичи вертел в руках гелевую ручку. На столе перед ним лежала салфетка, изрисованная английскими буквами. Шоичи с чувством выводил каждую из них, а потом, решив, что композиция хромает, нарисовал в левом нижнем углу Датэ Масамунэ и Санаду Юкимуру, схлестнувшихся в смертельной схватке. Судя по тому, как вежливо кривился Касамацу, эпическое полотно удалось на славу.
— Проблема в том, что этому слову не хватает буквы "К". Stry — это что-то странное, а вот Strky — звучит отлично.
— Звучит, будто кто-то подавился фисташкой. — Касамацу потер переносицу и обвел унылым взглядом разложенные поверх чая и печенья конспекты. Он потянулся было к словарю, но так и замер с вытянутой рукой. — Погоди, а зачем вам второй разыгрывающий?
Шоичи перестал терзать салфетку и улыбнулся самой обаятельной из своих улыбок. Касамацу выдержал ее с честью, не морщась, не отводя глаз, и от этого захотелось поддеть его сильней. Шоичи придвинулся ближе, продолжая держать театральную паузу и сканируя Касамацу взглядом. Рассматривать его было сплошным удовольствием, хоть рентгеновский снимок делай и в рамочку ставь. Он неуловимо изменился за те полгода, что прошли с финала Зимнего Кубка — плечи расслабились, вспыльчивость куда-то подрастерялась. Шоичи подумал, что отсутствие ответственности поразительно идет людям на пользу. Редким исключением из этого наблюдения был Аомине Дайки, но Шоичи это уже полгода как не волновало.
Вот только хмурился Касамацу все так же очаровательно. Настороженный и неприветливый — как его такого не поддеть? Он станет отличным дополнением их маленькой непобедимой армии. Шоичи мысленно поправил невидимый шлем-кабуто у себя на голове. Он был чрезвычайно доволен собой.
— Приходи на тренировку и узнаешь. Ты ведь теперь в Токио учишься? — Шоичи выхватил одну из тетрадей Касамацу и размашисто написал в ней адрес и время.
— У тебя проблемы с личным пространством! — Касамацу даже присвистнул от такой наглости.
"А у тебя проблемы с удовольствием от жизни, — подумал Шоичи. — Ты его не получаешь. Но я тебе помогу".
— Буду ждать тебя, — сказал он вслух, вставая из-за стола. — Все-таки хорошо, что мы случайно встретились.
Касамацу изогнул бровь и посмотрел в окно. Там шумел Токио — город с населением в тринадцать миллионов человек, в котором так легко встретить кого-то случайно.
— Ты вообще не изменился, — покачал он головой.
— Ой, у тебя что-то выпало. — Шоичи поднял с пола фиолетовый флаер и какое-то время вертел его в руках, игнорируя громкое «Эй!». — Ваша группа выступает в субботу на кавер-пати в "The Wall"? Я обязательно приду.
— Откуда ты вообще знаешь, какая группа моя, а какая не моя? — крикнул Касамацу, но Шоичи уже стоял у выхода из кафе и махал ему на прощание. Он придержал дверь перед кудрявой официанткой и нырнул в летний токийский полдень. Легко шагая по тротуару, он через стекло чувствовал на себе очень нехороший взгляд.
"The Wall" держался на студенческом энтузиазме и выручке от продажи дешевого пива и чипсов. Шоичи гонял по дну стакана остатки грейпфрутового сока, наслаждаясь уютным хаосом. На сцене неторопливо готовились музыканты, переговаривались, настраивали инструменты. Сердце отчего-то билось часто-часто, и Шоичи не мог вспомнить, когда в последний раз испытывал такое острое предвкушение.
У барной стойки Суса флиртовал с миловидной брюнеткой. Делал он это в своей обычной манере — с непрошибаемым видом, выпрямившись, расправив плечи и почти не обращая внимания на заглядывающую ему в рот девушку. Шоичи усмехнулся, но тут же забыл про эту трагическую историю любви.
Касамацу стоял на сцене и настраивал микрофон. На нем была белая рубашка с синим галстуком и потертые джинсы. Он перебросил ремень гитары через плечо и взял пару аккордов. Звук растекся по залу, заглушая голоса и звон бокалов, завораживая, гипнотизируя. Показав большой палец своему клавишнику, Касамацу чуть застенчиво объявил название песни, которое Шоичи сразу забыл. Зал взорвался аплодисментами, но тут же затих, стоило музыкантам вступить. Касамацу пел на английском с довольно приятным акцентом, пел о том, что есть свет, который никогда не погаснет и о том, что ему не хочется возвращаться домой.
Шоичи тоже не хотелось никуда возвращаться.
Галстук Касамацу вблизи оказался темно-фиолетовым. Они выбрались из клуба два часа назад, и теперь Шоичи наблюдал, как рассвет заливает небо над верхушками деревьев бледно-розовым киселем. В парке было тихо, любители выгулять собак досматривали последние кадры сладких снов, и казалось, будто в целом мире больше нет ни души.
— Ну так что, выбрал? — Касамацу сидел на парковом столике, поставив ноги на скамейку. Подошвы его кед были в паре сантиметров от бедра Шоичи.
— Кого выбрал? — Шоичи удивленно зевнул и, запрокинув голову, заглянул Касамацу в глаза.
— Песню! — тот ярко вспыхнул и провел ладонью по блестящему боку гитары.
Шоичи покачал головой, в которой было пусто и легко.
— Знаешь, ты еще в школе был невыносим. — Касамацу зажмурился и потер глаза ладонью.
Шоичи это знал. И гордился. Но ничего не сказал в ответ. Летняя ночь ускользала сквозь пальцы, голос Касамацу звучал приятно и чисто, жизнь была легкой, свободной и прекрасной. А потом в Японию прилетела американская стритбольная сборная с дурацким названием.
Американцы в итоге пожалели обо всем, но горечь осела в памяти мутным илом, который не рассосался даже несколько лет спустя. Шоичи перерывал залежи письменного стола в поисках прошлогодних конспектов и мимоходом наткнулся на скомканную газетную вырезку. Он улыбался сам себе с пожелтевшего измятого листка бумаги, а Касамацу, такой же желтый и сморщенный, стоял за его правым плечом, делая вид, что просто проходил мимо. Отличное было время, отличная команда. Шоичи не знал, что было большей ошибкой: его неудачная стрижка или то, что они ни разу больше не сыграли этим же составом.
Он скомкал вырезку и аккуратно положил ее на место в бардаке письменного стола. На часах было без пяти три ночи. Шоичи еще раз пробежался глазами по криволинейным интегралам и, сохранив файл, сбросил его Касамацу в скайп. А потом не удержался и кликнул по кнопке вызова. Скайп булькал бесконечно долго, Шоичи уже почти решил, что не стоит звонить людям посреди ночи и обсуждать с ними события трехлетней давности. Даже если эти люди — ваши лучшие друзья. Особенно если эти люди — ваши лучшие друзья. Он хотел было отключиться, но Касамацу отбил вызов сам и написал вдогонку:
GuitarPro: не могу сейчас, утром поговорим
Шоичи довольно потянулся и застучал по клавишами:
Lucky_now: ну как же так, Юкио-кун!
Lucky_now: я полночи решал твою вышку, а ты вдруг чем-то занят
Lucky_now: я рыдаю!
Lucky_now: расскажи мне о ней ^_^
На том конце чата повисло молчание, Шоичи мог представить лицо Касамацу во всех деталях.
GuitarPro: она спит
Касамацу не нужно было слать смущенные смайлики, его румянец можно было почувствовать сквозь пиксели, сервера и километры оптоволоконных кабелей.
Lucky_now: ты провел девушку в общежитие, это против правил
Lucky_now: я горжусь тобой
Шоичи потер глаза. Все истории Касамацу заканчивались одинаково, как впрочем и истории Шоичи. Разница была в том, что кому-то сердце разбили уже трижды, а кому-то — ни разу.
GuitarPro: спокойной ночи
GuitarPro: и спасибо за вышку
Шоичи погасил монитор и плюхнулся на кровать. Стоило завести привычку спать больше четырех часов в сутки. А Касамацу стоило завести привычку первому бросать своих принцесс. Принцессы приходили и уходили, иногда оставляя туфельки, чаще — волосы на подушке, ковре и в ванной. Шоичи узнавал все подробности из первых уст и с интересом ждал, когда же до Касамацу наконец дойдет.
Дошло до Касамацу только после выпускного. Рассвет гасил последние звезды, Токио спал и видел сны, время над маленьким парком возле давно закрытого "The Wall" остановилось еще пять лет назад. Тут все так же не было ни души, Касамацу все так же сидел на парковом столике, свесив вниз ноги, а Шоичи было так же легко и хорошо.
Они целовались то ли целую минуту, то ли целую вечность. Было сладко, правильно, и Шоичи с опозданием накрывало эйфорией. От того, что Касамацу первым потянул его на себя, от того, что разбросанные по жизни Шоичи детали пазла наконец-то сложились в идеальную картинку.
— Ну как так можно, Юки-чан? У тебя щетина колется, — сказал он просто потому, что момент был слишком прекрасным и его хотелось разрушить.
Касамацу выгнул брови в изумлении и нежно ткнул Шоичи под ребра.
— Ну ты как всегда, — сказал он и снова полез целоваться.
Касамацу Юкио был последним человеком на планете Земля, который добровольно захотел бы полюбить Шоичи таким, какой он есть. Шоичи видел это четко и ясно и улыбался все шире. Он чувствовал, что сорвал джек-пот. Дурацкое обещание, данное себе в девятнадцать, через пять лет уже не казалось таким дурацким.
Спустя два месяца он впервые за долгое время проснулся не в своей постели. Сквозь неплотно задернутые шторы лился тусклый свет осеннего утра. Юкио в кровати не было, но Шоичи отчетливо слышал, как в душе льется вода. Он потянулся и повернулся на бок. На тумбочке лежали разорванные обертки презервативов и два мобильных телефона. В том, как их пластиковые бока слегка соприкасались, было что-то интимное, что-то на порядок интимней того, чем их хозяева занимались ночью.
Шоичи улыбнулся. Он был иррационально счастлив и бесповоротно влюблен.
— Собеседование проспишь, вставай давай, — Юкио стоял на пороге спальни.
Вокруг его бедер было обернуто махровое полотенце, в руке зажата зубная щетка. Он хмурился и пытался скрыть смущение за грубостью. Шоичи видел это миллион раз за последние пять лет, но умилялся каждый раз с новой силой.
— Не хочешь съездить на рыбалку на выходных? — Шоичи отбросил одеяло и сладко потянулся.
— Опоздаешь. На собеседование.
— Угу. Вот они огорчатся, — Шоичи выгнулся и провел ладонями по своей груди и бокам.
На собеседование он не опоздал, хоть в итоге и не прошел его. Помешала то ли нехватка опыта, то ли россыпь засосов на шее. Шоичи не расстроился.
С тех пор пролетел год, Шоичи прошел не одно собеседование и свозил Юкио не на одну рыбалку. Юкио спел ему не одну песню и проигнорировал не одну подначку. Он привык к многоходовкам и манипуляциям Шоичи, иногда бесился, иногда смеялся, но в глубине души знал, что им обоим без этого было бы скучно. Шоичи улыбался и продолжал пробовать на прочность весь мир, с восторгом наблюдая, как Юкио каждый раз принимает его таким, какой он есть.
Мир, впрочем, тоже иногда пробовал Шоичи на прочность.
— Это всего лишь Австралия. Хватит всей этой ерунды, — Юкио ненавидел демонстрировать свои чувства в людных местах.
— Конечно, это всего лишь семь с половиной тысяч километров и два часовых пояса. Но не волнуйся, — Шоичи поправил ремень дорожной сумки на груди Юкио, — я купил хорошую веб-камеру и салфетки.
Юкио вспыхнул, будто им опять было по девятнадцать, и попытался сбросить пальцы Шоичи. Смешной, надеялся, что у него это получится.
— На этом же месте через полгода? — вздохнул он.
— Ага, — просто согласился Шоичи и потянулся коротко чмокнуть Юкио на прощанье, но тот вывернулся и заспешил к сканеру ручной клади.
Шоичи вздохнул и поехал домой, где на двери подъезда напротив номера их квартиры были написаны их имена, где в ванной их зубные щетки стояли в одном стаканчике, а бритвы лежали на одной полке, где целых полгода можно будет наводить беспросветный бардак и не получить за это раздраженный взгляд и любимое бурчание.
Шоичи методично доводил квартиру до безобразного состояния, любовался результатом своего разрушительного созидания и под конец с некоторым удивлением заметил, что скучает намного меньше, чем ожидал. С возвращением Юкио это странное ощущение куда-то затерялось.
Им было по двадцать шесть — прекрасный возраст, чтоб задуматься, а того ли ты хотел, и начать искать что-то новое.
Шоичи затирал окурок в пепельницу, которую старательно не чистил уже неделею. Дым ещё не клубился, но перед глазами уже стояла размывающая очертания предметов дымка. Сумка с грохотом упала на пол, но Шоичи даже не вздрогнул. Лишь повернул голову к Юкио и растянул губы в улыбке:
— С возвращением.
— Достало.
— Что именно? — Шоичи действительно удивился.
— Ты и твои сигареты, — в голосе Юкио звучали забытые еще со школьной скамьи нотки. Так он срывался на сокомандниках, иногда даже на Шоичи… В первую пару месяцев более плотного общения. — Я не могу дышать этим дымом, я не могу целоваться. Я хочу нормально жить и нормально спать, а не перестирывать постельное бельё по три раза в неделю.
— Вот как. — Шоичи опустил глаза, чтоб их не было видно.
Юкио раздражённо подошёл к окну и широко распахнул его, впуская прохладный воздух. Он пытался успокоиться, но, судя по всему, остановиться у него не получалось.
— Я больше не могу чинить эти вещи. Приходить домой и искать отвертку, потому что ты опять засунул ее в шкаф для белья, под раковину или вообще они лежат под диваном в гостиной. А потом идти и привинчивать то, что опять открутилось, сломалось или перегорело, — его голос повышался, почти срываясь на крик.
Шоичи смотрел в сторону и молчал. Он ждал чего-то, но совсем не этого.
— И акцент этот твой... Ты специально?
А вот это почему-то было больней всего. Шоичи улыбнулся:
— Что мой акцент?
— Раздражает.
— Ты такой честный, Юкио. Это ранит, ты знаешь?
Юкио покачал головой и ничего не сказал. Он действительно был честным и искренним, отдающимся всему без остатка, Шоичи восхищался этим и с азартом вытаскивал это наружу. Иногда оно того не стоило.
Пришла осень. Шоичи сидел за кухонным столом, вертя в руках кофемолку. Над мойкой сохли две чашки, на одной котенок в очках довольно жмурился, на второй — ненавидел весь мир. Шоичи хотелось разбить обе. Уютный хаос превратился в хаотичный уют, а затем в уютный уют, и Шоичи понимал эту разницу как никто.
Когда Юкио вышел на кухню, на столе перед Шоичи лежала до винтика разобранная кофемолка.
— Опять? Ну зачем ты вечно все ломаешь? Я только на прошлой неделе ее купил.
— Я же не в ладах с техникой, ты знаешь, — Шоичи пожал плечами.
— Сам чини, — буркнул Юкио и пошел в ванну, где их зубные щетки все еще стояли в одном стаканчике, а бритвы все еще лежали на одной полке.
Шоичи обвел взглядом разбросанные по столу детали и попытался собрать из них целое. Получалось плохо, а у Юкио теперь плохо получалось принимать Шоичи таким, какой он есть. Ничего особенного не произошло, но точка невозврата уже маячила на горизонте. Шоичи видел ее, красную и круглую, прекрасно понимая, что еще не поздно все спасти, и не совсем понимая, зачем это нужно.
— Ладно, прости, — хмуро улыбнулся Юкио, выйдя из ванны. За ухом у него осталось немного пены для бритья, на спине — царапины после вчерашней ночи.
Шоичи долго рассматривал его и решил, что кофемолка будет последним, что он сломает. Он ни за что на свете все не испортит.
* * *
— И что случилось потом? — тихо спросила Момои.
— Я конечно же все испортил.
Солнце давно зашло, а свет в кабинете они так и не включили. Шоичи рассматривал остановившиеся на светофоре автомобили, ему не хотелось поворачиваться и смотреть на Момои.
— Но так не бывает.
— Сацуки, пожалуйста! Не нужно рассказывать о том, что еще не все потеряно, что стоит только захотеть и так далее, — Шоичи начинал злиться. На себя, немного на Момои, которая ни капли этого не заслуживала, на воспоминания, которые так и не улеглись.
— Я не это имела в виду. Ты говорил, будто во всем виноват только ты, всего хотел только ты, решал только ты. Ты совсем не говорил о... — она запнулась, но быстро продолжила, — совсем не говорил о Касамацу-куне. Даже слово "мы" ни разу не сказал. Так вот, так не бывает, Имаёши-кун. Отношения — это двое людей.
— Как узнала про Юкио? Менеджеры бывшими не бывают? — Шоичи наконец обернулся.
Момои развела руками.
— Люди расходятся. Это бывает и это нормально. Ничего сверхъестественного в этом нет, и не нужно это усложнять, — Шоичи улыбнулся.
Он сказал вслух то, в чем убеждал себя последний месяц, глядя на хмурое лицо Юкио, задерживаясь на работе допоздна, теряясь непонятно где по выходным. Они уже давно перешли от стадии скандалов к стадии молчаливого невмешательства, при которой каждая попытка что-либо изменить порождает только новую волну злобы. Поэтому Шоичи не сказал ни слова, когда забежал сегодня домой после работы и обнаружил в коридоре полусобранные сумки.
— Ты не хочешь, чтобы все закончилось?
Шоичи покачал головой. Говорить было трудно.
— Но и меняться не хочешь, — подытожила за него Момои.
— А какой тогда во всем этом будет смысл? — Шоичи обвел рукой пространство вокруг, пытаясь охватить целый мир, себя самого и Юкио, который на другом конце Токио собирал сумки. А возможно уже собрал и ушел.
— В том, что так или иначе, вы отличная пара. Поверь моему опыту, — Момои попыталась улыбнуться. — Я действительно хотела бы рассказать тебе, о том, что еще не все потеряно и всегда есть выход, но не могу. Я не твой психотерапевт.
— Прости, — сказал Шоичи.
— В любом случае, приглашение, которое я прислала тебе, рассчитано на две персоны. Подумай над этим.
— Хорошо, — машинально кивнул Шоичи, помогая ей надеть пальто. — Это ведь наша последняя встреча? Спасибо тебе за все.
— Я пришлю все бумаги, как и договаривались, — Момои смерила Шоичи внимательным взглядом.
Они молча прошли по пустым коридорам бизнес-центра и вышли на такую же пустую парковку. Шоичи держал зонт над головой Момои и наслаждался ощущением редких капель на своих волосах и лице.
— Любовь всегда найдет себе дорогу. — Момои завела мотор и опустила боковое стекло.
— Откуда ты знаешь?
— Ты сам так говорил, — она помахала ему на прощание и плавно вырулила с парковки. Шоичи посмотрел на ее зонт в своих руках и улыбнулся, покачав головой.
Он сел за руль и поджег сигарету. Она почему-то горчила больше обычного и удовольствия не приносила. Шоичи надавил на газ и поехал навстречу вечернему Токио — городу с населением в тринадцать миллионов человек, в котором так легко не понять, чего же ты хотел на самом деле.
На двери подъезда напротив номера их квартиры все еще были написаны их имена. Шоичи поднялся на третий этаж и какое-то время стоял возле входной двери, не решаясь войти. За дверью была слышна тихая возня, и от этого становилось и легче и тяжелей одновременно. Он наконец повернул ключ в замке и щелкнул выключателем. Сумки по-прежнему стояли под стенкой, все такие же незастегнутые, но их вроде бы стало больше.
Шоичи зацепился взглядом за фотографию на полке. Она была перевернута изображением вниз, но вряд ли Юкио сделал это специально, скорей всего просто зацепил, когда собирал другие вещи. Фото было сделано на Филиппинах, Шоичи тогда случайно кликнул по баннеру о дешевых авиабилетах и заявил, что возражения не принимаются и судьбе противиться нельзя. На заднем плане плескалось лазурное море, карстовые скалы тянулись к небу прямо из воды, а Юкио и Шоичи, веселые и загорелые, смеялись с фотографии, резко контрастируя с сонной безмятежностью тропического рая. Шоичи повертел фото в руках и оставил его лежать изображением вниз.
Он не стал разуваться и снимать пальто, ночевать в этой квартире больше не хотелось. Юкио обнаружился в спальне. Он застегивал чехол на гитаре, но молния заедала и никак не хотела тянуться вверх. Шоичи подумал, как нелегко, наверное, упаковывать в чемодан два с половиной года счастливой жизни.
— Там на полке твой жесткий диск и термокружка. — Юкио неопределенно махнул в сторону стеллажа и бросил на Шоичи короткий взгляд. Было видно, как по его шее и щеками расползается неровный румянец. — Нашел в гардеробе. Почему-то.
— Спасибо, — Шоичи улыбнулся так, что у него свело скулы.
Простые вещи теперь казались невероятно сложными. Он поборол в себе желание выйти из дому и погулять под дождем еще пару часов. В ванной тихо капал кран, и Шоичи долго мыл руки под горячей водой, рассматривая полку с одной зубной щеткой и одной бритвой.
На кухне все тоже неуловимо изменилось. Шоичи достал кофемолку, она была старой, но работала исправно. Больше года продержалась, если подумать. Шоичи не смог продержаться и трех лет. Он медленно перемалывал кофейные зерна и все никак не мог понять, сколько раз нужно перемолоть свою собственную жизнь, пропустить ее через себя, в скольких снах и мирах ее нужно пережить, чтобы, наконец, сделать правильный выбор.
— Знаешь, что, — он ворвался в спальню в пальто, туфлях и с кофемолкой наперевес, — я должен тебе кое-что сказать, Юкио.
Тот обернулся к Шоичи, сложив руки на груди. Выглядел он готовым и к защите и к нападению одновременно.
— В общем, — Шоичи сделал глубокий вдох, — не уходи. Просто не уходи. Верней, теперь ты конечно можешь уходить. Это же твой выбор. Или мой выбор, я не знаю. Короче, мне просто нужно было сказать это вслух. Все, я больше тебе не мешаю.
— Ты идиот, — Юкио сел на кровать прямо поверх разбросанной одежды. — Ждал, пока я это все соберу? Знаешь, как больно ковыряться во всех этих вещах?
— Знаю.
— Я очень злой.
— Я тоже, — сказал Шоичи, в очередной раз восхищаясь способностью Юкио честно говорить о своих мыслях и чувствах.
— Я хочу тебя ударить.
— Поэтому я стою в проходе подальше от тебя. Но можем подраться, если хочешь.
— Лучше стой где стоишь.
— Ты выслушаешь ту часть, в которой я подробно описываю, что больше так не буду?
Юкио тяжело посмотрел на него, и Шоичи показалось, что он вот-вот закатит глаза.
— Я тоже больше так не буду, — устало сказал Юкио. — Но отдельно все-таки поживем. Какое-то время.
— О да, это зрелое решение. Мы же взрослые люди, — согласился Шоичи, не к месту вспоминая все подушечные бои, которые они устраивали. — А потом примирительный секс.
Юкио все-таки закатил глаза.
— Ну почему? Почему ты такой? К чему эти твои вечные шуточки? Почему тебе всегда нужно поддеть и залезть под самую кожу?
— Тебе же это нравилось, признайся, — Шоичи стянул туфли, наступая себе на пятки, и принялся расстегивать пальто.
— Да мне и сейчас это нравится, — тихо сказал Юкио, снова краснея и нервно заламывая пальцы. — Не знаю, на кого из нас двоих я злюсь больше.
— Ты всегда такой честный, — совершенно без иронии сказал Шоичи, кладя пальто и несчастную кофемолку на стул и садясь на кровать рядом с Юкио. Сердце билось часто-часто, отчего-то снова становилось легко, будто в груди надувался гелиевый шарик, слишком большой и щемящий для одного маленького Шоичи.
Юкио глянул на него с горечью и резко саданул кулаком в плечо. Было больно, но Шоичи чувствовал, как из груди рвется смех. Не в силах остановить истерику, он спрятал лицо в ладонях.
— Прости, — тихо сказал Юкио. Он быстро вспыхивал и так же быстро гас.
— И ты прости, — отдышался наконец Шоичи. — Тебе помочь отнести вещи в машину?
— Сам справлюсь. — Юкио протянул руку и осторожно погладил плечо Шоичи.
— Как скажешь. Кстати, помнишь Момои Сацуки? Она была нашим менеджером в старшей школе. — Юкио кивнул и Шоичи продолжил: — Она выходит замуж и прислала мне приглашение. Оно на двоих. То есть я могу прийти с кем-то важным, с кем-то дорогим мне, понимаешь?
Юкио наконец улыбнулся.
Любовь опять нашла себе дорогу.
В глубине колодца отражалось мирное светло-серое небо.
Поезд отправлялся, а на перроне оставалось двое людей.
По стеблю растущего на краю пропасти цветка катилась капля росы.
@темы: графомания, куробас, ду ю плей ит?
-
-
03.05.2015 в 14:59Чудесные аушки, яркие, фантастические. Каждый из миров со своей судьбой, в каждом есть свои проблемы, которые мы видим через призму Имаёши и Касамацу, но это не мешает понять, что там всё гораздо глубже. Это не просто плоские миры, они живут, они многогранны.
Единая тема расставания, идущая через весь текст, отлично связывает вроде бы разрозненные куски. Несказанные слова, непонятые вовремя чувства - Имаёши учится на ошибках, и это так правильно.
Ещё более правильно то, что проблема у них двоих не самая страшная, ничего вроде бы особенного, но от этого оно более настоящее. Нет ничего хуже бытовых мелочей, когда первая волна чувств схлынула, а уважение личного пространства, которому нужно очень и очень долго учиться, ещё как такового нет.
У всех бывают ссоры, у всех бывают тяжёлые периоды, но, глядя на Имаёши с Касамацу, глядя на то, как они сходились, на эту невероятно романтичную, очень тёплую сцену, хочется, чтобы всё у них было хорошо. И у них будет. Шаг за шагом, постепенно, ведь Имаёши понял то главное, что должен был, а Касамацу его принял, как принимал раньше.
Невероятный пейринг, невероятные персонажи. Им так хочется счастья, чтобы было всё, и зубные щётки в стаканчике, и имена рядом. И они сами вместе, приходя домой с работы, заваливались на один диван, или в выходные собрались куда-нибудь поехать или поиграть ли в стритбол, или остаться дома.
И отдельно прекрасная Момои со своим пониманием, со своими проблемами и сожалениями о прошлом. Но всё равно несмотря ни на что она счастлива, преодолела эту ступень.
Пусть у Имаёши с Касамацу будет так же.
Спасибо тебе за эту историю, она прекрасна, а ты, Тенечка, замечательная