шла Саша по шоссе
Спасибо, Лётенька!
14.01.2012 в 01:15
Пишет Сумасшедший Самолётик:Название: Цветы для королевы.
Фандом: Отблески Этерны
Пара: Алва/Катари
Автор: Сумасшедший Самолётик
Дисклеймер: мир не мой, герои не мои.
Предупреждения: Алва - фонэпохи
Размещение: Спросить у imjustashadow
От автора:подарок на новогодние праздники для Тенечки.
Заказ: Алва/Катари, катание на лошади
читать дальше Он никогда не дарил ей цветов. Драгоценности, картины, что угодно, кроме хрупкой и мимолётной красоты, созданной миром вокруг. Она вспоминала о маках Эпине, улыбалась тому, что её называют гиацинтом, а в прежние времена она стала бы розою. Мужчина напротив слушал её, лениво улыбаясь, а глубокую синеву его глаз заволакивало иронией и вежливым вниманием, прячущими его взгляд, как старое, потемневшее от времени стекло.
Если присмотреться – увидишь себя. Но и только.
Катари и не пытается найти что-то в непроницаемо-заинтересованном взгляде. Куда интереснее проследить взглядом ровную линию плеч, чуть больший чем обычно изгиб губ в улыбке. Скука. Небрежно лежащее на колене светлое запястье, едва откинутая назад голова – лёгкое раздражение от надоевшего разговора.
Королева медленно поправляет пепельный локон, размышляя, продолжать или не стоит дразнить синеглазого хищника по мелочам? А с другой стороны – как раз по мелочам и можно, не опасаясь последствий. Толку от этого, конечно, немного. Но, во-первых, немного это больше, чем ничего, а даже крошечки понимания характера Первого Маршала в её положении на вес воды в жаркой пустыне. А, во-вторых…
Ох, да, это «во-вторых» заставляет её подавить тяжёлый вздох. Просто так подразнить красивого мужчину – это явно не то, что может позволить себе королева в её положении.
Что ж, значит, пора заканчивать, и не дразнить больше не только Алву, но и себя, что куда важнее. Забывать, кто он и кто она не стоило.
Он – маршал, глава влиятельнейшей семьи, настоящий король в своих землях, опора власти, её «второе крыло».
Она – бесправная королева царствующего – не правящего – короля.
Разница ощутима.
Алва неторопливым, текучим движением оказывается рядом, проводит пальцами по бледному изгибу шеи, останавливается на тонкой ткани нижней рубашки и наклоняется, щекоча дыханием её ушко:
-Вы так любите цветы, Ваше Величество? – полупрозрачная мозаика насмешки поверх утверждённой этикетом и обычаем вежливости.
Катари мечтательно улыбается, накручивая на палец прядку волос, не обращая внимания на тонкие переливы интонаций в его голосе. Почти привычная уже игра: кто незаметнее посмеётся? Кто безмятежнее не заметит?
Пока ничья.
-Конечно, - её голос полон слабости и сломанной мечты. – Конечно, герцог. Но теперь их слишком редко дарят… мне, - сожаление и бесконечное смирение в каждом слове, в опущенном взгляде светлых глаз, естественном и почти неуловимом наклоне головы.
Что-то меняется в его взгляде. Даже не выражение – оттенок этого вечернего летнего неба. Раньше она могла бы подумать, что причина в ней самой, но не теперь. Она достаточно видела такую же тень воспоминаний в собственных отражённых зеркалом глазах, чтобы ошибиться и не узнать. Её любовник, маршал, увлечение, противник видел, одно ничтожное, ускользающее мгновение, но видел кого-то на её месте. Кого-то… кого?
Кому не смог отказать, хотя в негромком голосе нет ни капли любви, только равнодушие. А в глазах - холод и злость. И презрение.
Но отказать он не смог. Забавно. И страшно.
-Желание королевы – закон для её подданных.
Она улыбается, как хорошей шутке, и его память отступает за новую ленивую улыбку, прячется в дальних закутках памяти, растворяется на её губах, но Катари отстраняется:
-Мне нужно привести себя в порядок, - и спокойное сожаление плывёт в её голосе.
-Конечно, - целует церемонно запястье, склоняет голову в поклоне, уходя.
Все их встречи – и особенно наедине – странная смесь фамильярности и этикета. Это было красиво. И опасно.
Но Катарина уже подошла к той черти, когда это начинало ей нравиться.
Когда спустя два часа Её Величество Катарина-Леони Оллар вышла к придворным, приглашённым в Тарнику, никто бы и подумать не смог, не зная об этом наверняка, что совсем недавно этот хрупкий до беззащитности ангел принимал в своей спальне любовника. Это злило и восхищало, хотя то, что эта женщина и в спальне изображала кротость и невинность так, что даже он почти верил ей иногда, вызывало ещё более сложную бурю эмоций из которых «свернуть змее шею» и «целовать не отрываясь» были самыми простыми и невинными.
А порой ещё накатывало раздражение на этот бессмысленный фарс. Ведь она знает, не может не знать, что он не верит, так зачем играть в эту комедию? Но в том-то и дело, признавался он себе чуть погодя, что все твои знания – лишь умозрительные конструкции, не находящие – пока – себе никаких доказательств. Даже если Катари начинала говорить о политике и интригах, даже тогда это была преисполненная тревоги и заботы о королевстве и подданных королева.
В этом была вся Катари – можно тысячу раз знать, что она связанна со Штанцлером, понимать, что она лжива насквозь и… видеть перед собой образец кротости и чистоты ни жестом, ни словом не ломающий это видение. Не гиацинт – сладкий ядовитый туман, которому нельзя верить, но и отказаться от которого уже невозможно.
Возможно, это была ошибка: сначала согласиться на эту связь, а потом – продолжить её. И даже не из-за связи королевы с Людьми Чести, а из-за порой настолько бесстыдного сходства с Эмильеной. И вместе с тем насколько разными были эти женщины. И по духу, и по целям.
Катари бы никогда, он видел это в ней чётко и ясно, не сложила бы руки и согласилась на смерть. Она боролась бы до последнего. За себя и, быть может, за тех, кто ей дорог. Если бы такие нашлись. Эмильена же предпочитала красивые романтичные баллады.
Его первая любовь оказалось подлой, но романтичной и порывистой девушкой из баллад, для которой любовь оправдывала всё. И предальства, и ложь, и убийства.
Его любовница была упрямым и хитрым бойцом, способной использовать всё ради победы. Или хотя бы ради того, чтобы избежать поражения ещё один день, неделю, месяц… Она будет бороться за каждую минуту.
Действительно, совершенно разные, не смотря на сказочное сходство.
Все смотрят на неё и склоняются в поклонах. И он тоже отдаёт должное фарфоровой куколке, забравшейся слишком высоко. Одно неловкое движение – и она упадёт, разбившись в дребезги. И долго вы сможете продержаться на краю, Ваше Величество?
И по нежному голосу с едва заметным придыханием, по опущенным долу глазам, по склонённой для кардинальского благословения макушке, как картам старой гадалки можно прочитать:
«Долго».
-Не будет ли наш маршал столь любезен, чтобы сопровождать меня сегодня? – переливы её голоса чисты и невинны, как летний ручей.
-Почту за честь, Ваше Величество.
Улыбки и взгляды, как много спрятанных улыбок и отведённых взглядов, и ни тени смущения на её щеках.
И это ты изображаешь невинность?
«Разве я сказала что-то смущающее?»
Два нечитаемых взгляда напротив друг друга.
Как можно было потеряться двум таким заметным фигурам? Возможно, дело в том, что остальная свита слишком старательно изображала деликатность и не обращала на них внимания. Возможно, когда лучший стратег и тактик Золотых Земель и лучшая лицедейка Талига чего-то хотят, они это получают.
Возможно, так просто случилось. Даже при дворе случаются случайные чудеса.
-Кажется, мы остались одни, - горячая, хотя через корсаж не чувствуется, ладонь ложится на её талию, а тёмные волосы касаются нежной щеки.
-Я даже не заметила, - серебристое удивление в глазах. – Здесь так красиво в это время года.
-Любите осень и золото?
-Может быть что-то одно, - она касается пылающих, как закат, листьев близкого кустарника.
-Тогда золото, - это шутка, говорит его голос. Но у герцога Алвы правда лишь в словах, лживость же интонаций может составить достойную пару королеве. Катари обиженно отводит взгляд. И правды в этом жесте столько же, сколько обмана..
Ей нравится осень.
Она любит власть и свободу.
И они с Алвой не столько любовники, сколько соперники. Иногда – даже ревнивые:
-Вы невысокого мнения о своей королеве? – светловолосая головка склоняется к мужскому плечу, впрочем, не касаясь его. Словно бездомный котёнок неуверенно просит ласки. Только котёнок давно вырос во взрослую кошку с острыми коготками.
-Я высокого мнения о её практичности, - тёплые, сухие губы касаются её шеи почти целомудренно.
-И что дало вам на это основание? – отстраняется за секунду до того, как вокруг неё сомкнутся объятия. Для неё в них нет тепла и защиты, кроме надёжности закрывшейся ловушки. Со стороны это похоже на кокетство, не так ли, мой маршал? Вот и думайте так.
-Её выбор, - радужный перелив интонаций в двух словах. Она не выбирает ничего, кроме реакции на решения окружающих. Такая её коронованная свобода – белое с чёрным, краткие да и нет… Хотя её положение ещё ближе оказался спрятанный глубоко под масками серый. Какая ирония, что серый – цвет эсператизма.
Кардинал бы оценил шутку и символизм. А Алва бы пожал плечами, маршалу было всё равно, какие демоны мечутся в душе, ускользающей из его рук, но оказывающейся в его постели, женщины. Он был достаточно силён для этого.
Но у них сейчас ни к чему не обязывающая светская беседа, не так ли? И её выбор – выбор спутника в сегодняшней прогулке.
-Вы высокого мнения о себе, - заключает Катари, и они улыбаются одновременно, как будто действительно понимали друг друга. Это была такая упоительно-сладкая иллюзия…
«Желание королевы – закон для её подданных»
И он направляет коня вправо, жестом руки предлагая следовать за собой, и королева молча соглашается. Сейчас она неуловимо изменилась, оставшись столь же беззащитной страдалицей, какой её все привыкли видеть. Но теперь в её печали царил горьковатый на привкус покой, в слабости – безграничное терпение, а в безвольно опущенных голове и руках – умиротворение. Эти перемены были легки и неуловимы, будто на совершенную серебряную маску под новым углом упал свет.
Зрелище завораживало, но Рокэ вспоминал её другой – с горящими глазами, рассыпавшимися по плечам волосами, сброшенной одеждой… Тогда её лицо становилось ярче, черты выразительнее, и порой ему казалось, что это – настоящая она.
Утром он понимал, что, даже если его королева и показывала своё настоящее лицо, это, во-первых, всегда было точно рассчитано, во-вторых, он никогда не поймёт – какая из масок не была обманом. Разве что монетку бросить.
В этом заключалась их маленькая игра, в которой Катари избегала правды, а он – лжи. Попытка придать их отношениям немного логики. Хотя бы притяжения противоположностей.
-Мы ведь не едем к остальным? – не вопрос, утверждение.
-Нет, я собираюсь исправить одно упущение, - почтительно до равнодушия.
Она промолчала, перехватив поводья удобнее. Только появившись при дворе, урождённая Ариго задавала вопросы куда охотнее…
Не самые приятные, хоть и не безынтересные размышления о пепельноволосой женщине, прервала раскинувшаяся между деревьями поляна, заросшая диким колючим кустарником с рассыпанными по нему ярко-алого, ядовитого цвета, цветками
-Ваши цветы, моя королева, - сейчас его голос почти нежен, и от этого жутко и по позвоночнику бежит лёгкая дрожь. – К сожалению, их нельзя подарить букетом, иначе они потеряют всю свою прелесть. Вы же простите мне это?
Катари протягивает руку в перчатке и невесомо касается одной из веток пальцами. Намёк, подарок, комплимент, оскорбление. Очаровательно. Ей хочется смеяться, но на лице играет только благосклонная улыбка:
-Они прекрасны.
-Как и вы, - Рокэ смотрит на поляну задумчиво. – Нам пора возвращаться.
-Да.
«Пока слухи не стали слишком замысловатыми…»
URL записиФандом: Отблески Этерны
Пара: Алва/Катари
Автор: Сумасшедший Самолётик
Дисклеймер: мир не мой, герои не мои.
Предупреждения: Алва - фон
Размещение: Спросить у imjustashadow
От автора:подарок на новогодние праздники для Тенечки.
Заказ: Алва/Катари, катание на лошади
читать дальше Он никогда не дарил ей цветов. Драгоценности, картины, что угодно, кроме хрупкой и мимолётной красоты, созданной миром вокруг. Она вспоминала о маках Эпине, улыбалась тому, что её называют гиацинтом, а в прежние времена она стала бы розою. Мужчина напротив слушал её, лениво улыбаясь, а глубокую синеву его глаз заволакивало иронией и вежливым вниманием, прячущими его взгляд, как старое, потемневшее от времени стекло.
Если присмотреться – увидишь себя. Но и только.
Катари и не пытается найти что-то в непроницаемо-заинтересованном взгляде. Куда интереснее проследить взглядом ровную линию плеч, чуть больший чем обычно изгиб губ в улыбке. Скука. Небрежно лежащее на колене светлое запястье, едва откинутая назад голова – лёгкое раздражение от надоевшего разговора.
Королева медленно поправляет пепельный локон, размышляя, продолжать или не стоит дразнить синеглазого хищника по мелочам? А с другой стороны – как раз по мелочам и можно, не опасаясь последствий. Толку от этого, конечно, немного. Но, во-первых, немного это больше, чем ничего, а даже крошечки понимания характера Первого Маршала в её положении на вес воды в жаркой пустыне. А, во-вторых…
Ох, да, это «во-вторых» заставляет её подавить тяжёлый вздох. Просто так подразнить красивого мужчину – это явно не то, что может позволить себе королева в её положении.
Что ж, значит, пора заканчивать, и не дразнить больше не только Алву, но и себя, что куда важнее. Забывать, кто он и кто она не стоило.
Он – маршал, глава влиятельнейшей семьи, настоящий король в своих землях, опора власти, её «второе крыло».
Она – бесправная королева царствующего – не правящего – короля.
Разница ощутима.
Алва неторопливым, текучим движением оказывается рядом, проводит пальцами по бледному изгибу шеи, останавливается на тонкой ткани нижней рубашки и наклоняется, щекоча дыханием её ушко:
-Вы так любите цветы, Ваше Величество? – полупрозрачная мозаика насмешки поверх утверждённой этикетом и обычаем вежливости.
Катари мечтательно улыбается, накручивая на палец прядку волос, не обращая внимания на тонкие переливы интонаций в его голосе. Почти привычная уже игра: кто незаметнее посмеётся? Кто безмятежнее не заметит?
Пока ничья.
-Конечно, - её голос полон слабости и сломанной мечты. – Конечно, герцог. Но теперь их слишком редко дарят… мне, - сожаление и бесконечное смирение в каждом слове, в опущенном взгляде светлых глаз, естественном и почти неуловимом наклоне головы.
Что-то меняется в его взгляде. Даже не выражение – оттенок этого вечернего летнего неба. Раньше она могла бы подумать, что причина в ней самой, но не теперь. Она достаточно видела такую же тень воспоминаний в собственных отражённых зеркалом глазах, чтобы ошибиться и не узнать. Её любовник, маршал, увлечение, противник видел, одно ничтожное, ускользающее мгновение, но видел кого-то на её месте. Кого-то… кого?
Кому не смог отказать, хотя в негромком голосе нет ни капли любви, только равнодушие. А в глазах - холод и злость. И презрение.
Но отказать он не смог. Забавно. И страшно.
-Желание королевы – закон для её подданных.
Она улыбается, как хорошей шутке, и его память отступает за новую ленивую улыбку, прячется в дальних закутках памяти, растворяется на её губах, но Катари отстраняется:
-Мне нужно привести себя в порядок, - и спокойное сожаление плывёт в её голосе.
-Конечно, - целует церемонно запястье, склоняет голову в поклоне, уходя.
Все их встречи – и особенно наедине – странная смесь фамильярности и этикета. Это было красиво. И опасно.
Но Катарина уже подошла к той черти, когда это начинало ей нравиться.
Когда спустя два часа Её Величество Катарина-Леони Оллар вышла к придворным, приглашённым в Тарнику, никто бы и подумать не смог, не зная об этом наверняка, что совсем недавно этот хрупкий до беззащитности ангел принимал в своей спальне любовника. Это злило и восхищало, хотя то, что эта женщина и в спальне изображала кротость и невинность так, что даже он почти верил ей иногда, вызывало ещё более сложную бурю эмоций из которых «свернуть змее шею» и «целовать не отрываясь» были самыми простыми и невинными.
А порой ещё накатывало раздражение на этот бессмысленный фарс. Ведь она знает, не может не знать, что он не верит, так зачем играть в эту комедию? Но в том-то и дело, признавался он себе чуть погодя, что все твои знания – лишь умозрительные конструкции, не находящие – пока – себе никаких доказательств. Даже если Катари начинала говорить о политике и интригах, даже тогда это была преисполненная тревоги и заботы о королевстве и подданных королева.
В этом была вся Катари – можно тысячу раз знать, что она связанна со Штанцлером, понимать, что она лжива насквозь и… видеть перед собой образец кротости и чистоты ни жестом, ни словом не ломающий это видение. Не гиацинт – сладкий ядовитый туман, которому нельзя верить, но и отказаться от которого уже невозможно.
Возможно, это была ошибка: сначала согласиться на эту связь, а потом – продолжить её. И даже не из-за связи королевы с Людьми Чести, а из-за порой настолько бесстыдного сходства с Эмильеной. И вместе с тем насколько разными были эти женщины. И по духу, и по целям.
Катари бы никогда, он видел это в ней чётко и ясно, не сложила бы руки и согласилась на смерть. Она боролась бы до последнего. За себя и, быть может, за тех, кто ей дорог. Если бы такие нашлись. Эмильена же предпочитала красивые романтичные баллады.
Его первая любовь оказалось подлой, но романтичной и порывистой девушкой из баллад, для которой любовь оправдывала всё. И предальства, и ложь, и убийства.
Его любовница была упрямым и хитрым бойцом, способной использовать всё ради победы. Или хотя бы ради того, чтобы избежать поражения ещё один день, неделю, месяц… Она будет бороться за каждую минуту.
Действительно, совершенно разные, не смотря на сказочное сходство.
Все смотрят на неё и склоняются в поклонах. И он тоже отдаёт должное фарфоровой куколке, забравшейся слишком высоко. Одно неловкое движение – и она упадёт, разбившись в дребезги. И долго вы сможете продержаться на краю, Ваше Величество?
И по нежному голосу с едва заметным придыханием, по опущенным долу глазам, по склонённой для кардинальского благословения макушке, как картам старой гадалки можно прочитать:
«Долго».
-Не будет ли наш маршал столь любезен, чтобы сопровождать меня сегодня? – переливы её голоса чисты и невинны, как летний ручей.
-Почту за честь, Ваше Величество.
Улыбки и взгляды, как много спрятанных улыбок и отведённых взглядов, и ни тени смущения на её щеках.
И это ты изображаешь невинность?
«Разве я сказала что-то смущающее?»
Два нечитаемых взгляда напротив друг друга.
Как можно было потеряться двум таким заметным фигурам? Возможно, дело в том, что остальная свита слишком старательно изображала деликатность и не обращала на них внимания. Возможно, когда лучший стратег и тактик Золотых Земель и лучшая лицедейка Талига чего-то хотят, они это получают.
Возможно, так просто случилось. Даже при дворе случаются случайные чудеса.
-Кажется, мы остались одни, - горячая, хотя через корсаж не чувствуется, ладонь ложится на её талию, а тёмные волосы касаются нежной щеки.
-Я даже не заметила, - серебристое удивление в глазах. – Здесь так красиво в это время года.
-Любите осень и золото?
-Может быть что-то одно, - она касается пылающих, как закат, листьев близкого кустарника.
-Тогда золото, - это шутка, говорит его голос. Но у герцога Алвы правда лишь в словах, лживость же интонаций может составить достойную пару королеве. Катари обиженно отводит взгляд. И правды в этом жесте столько же, сколько обмана..
Ей нравится осень.
Она любит власть и свободу.
И они с Алвой не столько любовники, сколько соперники. Иногда – даже ревнивые:
-Вы невысокого мнения о своей королеве? – светловолосая головка склоняется к мужскому плечу, впрочем, не касаясь его. Словно бездомный котёнок неуверенно просит ласки. Только котёнок давно вырос во взрослую кошку с острыми коготками.
-Я высокого мнения о её практичности, - тёплые, сухие губы касаются её шеи почти целомудренно.
-И что дало вам на это основание? – отстраняется за секунду до того, как вокруг неё сомкнутся объятия. Для неё в них нет тепла и защиты, кроме надёжности закрывшейся ловушки. Со стороны это похоже на кокетство, не так ли, мой маршал? Вот и думайте так.
-Её выбор, - радужный перелив интонаций в двух словах. Она не выбирает ничего, кроме реакции на решения окружающих. Такая её коронованная свобода – белое с чёрным, краткие да и нет… Хотя её положение ещё ближе оказался спрятанный глубоко под масками серый. Какая ирония, что серый – цвет эсператизма.
Кардинал бы оценил шутку и символизм. А Алва бы пожал плечами, маршалу было всё равно, какие демоны мечутся в душе, ускользающей из его рук, но оказывающейся в его постели, женщины. Он был достаточно силён для этого.
Но у них сейчас ни к чему не обязывающая светская беседа, не так ли? И её выбор – выбор спутника в сегодняшней прогулке.
-Вы высокого мнения о себе, - заключает Катари, и они улыбаются одновременно, как будто действительно понимали друг друга. Это была такая упоительно-сладкая иллюзия…
«Желание королевы – закон для её подданных»
И он направляет коня вправо, жестом руки предлагая следовать за собой, и королева молча соглашается. Сейчас она неуловимо изменилась, оставшись столь же беззащитной страдалицей, какой её все привыкли видеть. Но теперь в её печали царил горьковатый на привкус покой, в слабости – безграничное терпение, а в безвольно опущенных голове и руках – умиротворение. Эти перемены были легки и неуловимы, будто на совершенную серебряную маску под новым углом упал свет.
Зрелище завораживало, но Рокэ вспоминал её другой – с горящими глазами, рассыпавшимися по плечам волосами, сброшенной одеждой… Тогда её лицо становилось ярче, черты выразительнее, и порой ему казалось, что это – настоящая она.
Утром он понимал, что, даже если его королева и показывала своё настоящее лицо, это, во-первых, всегда было точно рассчитано, во-вторых, он никогда не поймёт – какая из масок не была обманом. Разве что монетку бросить.
В этом заключалась их маленькая игра, в которой Катари избегала правды, а он – лжи. Попытка придать их отношениям немного логики. Хотя бы притяжения противоположностей.
-Мы ведь не едем к остальным? – не вопрос, утверждение.
-Нет, я собираюсь исправить одно упущение, - почтительно до равнодушия.
Она промолчала, перехватив поводья удобнее. Только появившись при дворе, урождённая Ариго задавала вопросы куда охотнее…
Не самые приятные, хоть и не безынтересные размышления о пепельноволосой женщине, прервала раскинувшаяся между деревьями поляна, заросшая диким колючим кустарником с рассыпанными по нему ярко-алого, ядовитого цвета, цветками
-Ваши цветы, моя королева, - сейчас его голос почти нежен, и от этого жутко и по позвоночнику бежит лёгкая дрожь. – К сожалению, их нельзя подарить букетом, иначе они потеряют всю свою прелесть. Вы же простите мне это?
Катари протягивает руку в перчатке и невесомо касается одной из веток пальцами. Намёк, подарок, комплимент, оскорбление. Очаровательно. Ей хочется смеяться, но на лице играет только благосклонная улыбка:
-Они прекрасны.
-Как и вы, - Рокэ смотрит на поляну задумчиво. – Нам пора возвращаться.
-Да.
«Пока слухи не стали слишком замысловатыми…»
@темы: фик для меня, ОЭ