шла Саша по шоссе
лингвистика текста - забавнейший предмет. такой красочной палитре извращенных методов убийства времени позавидовал бы лучший бордель амстердама. 
к примеру, на днях занимались анализом концептуального, денотативного и эмотивного пространств текста. регистры там всякие находили.
жуть это конечно еще та, но вот текст попался весьма и весьма интересный. злободневный, про графоманию и вообще зажисть.
почитайте. вдруг понравится
читать дальше
Восемь японских джентльменов угощались рыбным обедом в «Бентлис». Изредка переговаривались на своем непонятном языке, каждая фраза сопровождалась улыбкой, многие – легким поклоном. Все, кроме одного, были в очках. Красивая девушка, которая сидела позади них, за столиком у окна, случалось, бросала на них мимолетный взгляд, но серьезность проблемы, которую она обсуждала со своим спутником, не позволяла ей отвлекаться на посторонних.
Тонкие светлые волосы и нежное овальное личико, словно сошедшее с миниатюры, несколько не вязались с резковатыми интонациями, вину за которые, возможно, следовало возложить на Роудин-скул или Челтнемский женский колледж, учебные заведения, одно из которых она не так уж и давно окончила. На четвертом пальце она носила мужской перстень-печатку, а садясь за столик (японские джентльмены оказались между нами), я услышал ее слова: «Как видишь, мы можем пожениться на следующей неделе».
– Да?
Энтузиазма в голосе ее спутника не слышалось. Он наполнил их бокалы шабли и добавил: «Разумеется, можем, но мама...» – конец этой фразы и последующие не долетели до моих ушей, потому что самый старший из джентльменов подался вперед и, с улыбкой и легким поклоном, произнес короткую речь, столь же непонятную для меня, как и щебетание птиц, однако, остальные джентльмены, наклонившись к нему, слушали и улыбались, так что я поневоле тоже заслушался.
Я отметил для себя внешнее сходство девушки и ее жениха, даже представил их себе, как две миниатюры, висящие бок о бок на белой деревянной панели. Он мог бы стать молодым офицером на флоте Нельсона, ибо в те дни некоторая хрупкость и чувственность не являлись преградой для продвижения по службе.
– Они дают мне аванс в пятьсот фунтов и уже продали права на публикацию книги в обложке, – я и представить себе не мог, что это воздушное существо может говорить о столь вульгарных вещах, как деньги. И уж настоящим шоком стало осознание того, что мы с ней коллеги по профессии. Ей не могло быть больше двадцати. Она заслуживала лучшей жизни.
– Но мой дядя... – последовало новое возражение.
– Ты знаешь, что не ладишь с ним. А так мы будем совершенно независимыми.
– Ты будешь независимой, – с завистью уточнил он.
– Торговля вином – это не твое, о чем ты прекрасно знаешь, не так ли? Я говорила о тебе с моим издателем, и очень велика вероятность... если ты, конечно, начнешь читать...
– Но я ничего не смыслю в книгах.
– Поначалу я буду тебе помогать.
– Моя мама говорит, что писательство – хорошее подспорье.
– Пятьсот футов и половина суммы, вырученной за право на публикацию книги в обложке, очень солидное подспорье, – поправила его девушка.
– Шабли неплохое, не так ли?
– Пожалуй.
Мое мнение о нем начало меняться: на офицера во флоте Нельсона он не тянул. Там на дух не выносили пораженческих настроений. Я видел, что поле боя останется за ней. «Знаешь, что сказал мистер Дуайт?»
– Кто такой Дуайт?
– Дорогой, ты меня не слушаешь, не так ли? Мой издатель. Он сказал, что за последние десять лет не встречал дебютного романа со столь тонкими наблюдениями и меткими высказываниями.
– Это прекрасно, – в голосе слышалась грусть, – прекрасно.
– Только он хочет, чтобы я изменила название.
– Правда?
– Ему не нравится «Переменчивые воды». Он хочет назвать роман «Однажды в Челси».
– И что ты на это ответила?
– Согласилась. Я подумала, что не стоит спорить с издателем, который берет твой первый роман. Особенно если он намерен оплатить нашу свадьбу.
– Я понимаю, о чем ты, – рассеянно он помешал вилкой шабли: возможно, до обручения пил только шампанское. Японские джентльмены доели рыбу и с минимумом английских слов, зато максимально вежливо заказали у официантки фруктовый салат. Девушка посмотрела на них, потом на меня, но, думаю, видела она только будущее. Мне очень хотелось предупредить ее, что не стоит строить будущее на основе первого романа с названием «Однажды в Челси». Я принял сторону его матери. Это не могло радовать, но, с другой стороны, возрастом я, скорее всего, не слишком отличался от ее матери.
Мне хотелось сказать ей: «Вы уверены, что издатель говорит вам правду? Издатели тоже люди. Иногда они преувеличивают достоинства молодых и красивых. Будут ли читать «Однажды в Челси» через пять лет? Готовы ли вы к многолетнему упорному труду, который долгое время может не приносить ничего, кроме разочарований? И с уходящими годами писательский труд не становится легче, с каждым днем усилий приходится прикладывать все больше, а наблюдательность слабеет. И когда вы перевалите за сорок, судить вас будут по результату, а не по надеждам, которые вы подавали».
– Мой следующий роман будет о Сен-Тропе.
– Я не знал, что ты там бывала.
– Я и не бывала. Свежий взгляд очень важен. Я подумала, что мы можем пожить там шесть месяцев.
– К тому времени от аванса мало что останется.
– Аванс – всего лишь аванс. Я буду получать пятнадцать процентов прибыли после продажи пяти тысяч экземпляров, и двадцать – после десяти. И разумеется, будет другой аванс, после завершения следующей книги. И побольше первого, если «Однажды в Челси» будет хорошо продаваться.
– А если нет?
– Мистер Дуайт говорит, что будет. Уж он-то должен знать.
– Мой дядя берет меня на тысячу двести фунтов в год.
– Но, дорогой, как ты тогда сможешь поехать в Сен-Тропе?
– Может, нам пожениться после того, как ты вернешься?
– Я могу и не вернуться, если «Однажды в Челси» будет хорошо продаваться, – резко ответила она.
– Понятно.
Она посмотрела на меня, на японских джентльменов. Допила вино.
– Это ссора?
– Нет.
– У меня уже есть название для следующей книги. «Лазурная синева».
– Я думал, что лазурное – это синее.
В ее взгляде, брошенном на него, читалось разочарование.
– Ты не хочешь жениться на писательнице, так?
– Ты еще ею не стала.
– Мистер Дуайт говорит, что я родилась писательницей. Моя наблюдательность...
– Да. Я это уже слышал, но, дорогая, не могла бы ты выбрать объект наблюдения поближе к дому? Здесь, в Лондоне.
– Я это уже сделала в первом романе, «Однажды в Челси». Не хочу повторяться.
Счет уже лежал на их столике. Он достал бумажник, чтобы расплатиться, но она выхватила бумажку из-под его руки.
– Это мой праздник.
– И что празднуем?
– «Однажды в Челси», разумеется. Дорогой, ты очень милый, но иногда... ты просто витаешь в облаках.
– Я бы предпочел... если ты не возражаешь...
– Нет, дорогой, сегодня плачу я. И мистер Дуайт, разумеется.
Он замолчал в тот самый момент, когда одновременно заговорили два японских джентльмена, но тут же разом прикусили языки и поклонились друг другу, словно столкнулись в дверях.
Я думал о двух молодых людях, похожих внешне, но столь разных внутри. Одинаковая для глаза красота могла скрывать и слабость, и силу. Ее двойник в период Регентства родила бы дюжину детей, не прибегая к помощи анестезиолога, тогда как он стал бы легкой добычей первой же пары черных глаз в Неаполе. Наступит день, когда у нее на полке будут стоять двенадцать книг? Их тоже придется рожать без обезболивания. И я вдруг загадал желание: пусть роман «Однажды в Челси» провалится, а ей придется позировать для порнографических открыток, тогда как он станет известным виноторговцем, поставщиком «Сент-Джеймса». Мне не хотелось думать о ней, как о миссис Хэмфри Уэрд ее поколения... да и не собирался я жить так долго, чтобы проверить это мое предположение. Солидный возраст избавляет нас от многих страхов. Я задался вопросом, в каком издательстве работал мистер Дуайт. Без труда смог представить себе уже написанное им рекламное объявление на последнюю страницу обложки, в котором он расхваливал ее удивительную наблюдательность. Рядом, если он умный человек, разместил бы ее фотографию, ибо критики, как и издатели, тоже люди, а она, конечно же, выглядела куда как эффектнее миссис Хэмфри Уэрд.
Я услышал их разговор, когда они снимали пальто с вешалки в глубине ресторана.
– Интересно, а как попали сюда эти японцы?
– Японцы? – переспросила она. – Какие японцы, дорогой? Иногда ты так далеко уходишь от темы, что я начинаю думать, а хочешь ли ты жениться на мне?
Перевел с английского Виктор Вебер

к примеру, на днях занимались анализом концептуального, денотативного и эмотивного пространств текста. регистры там всякие находили.

жуть это конечно еще та, но вот текст попался весьма и весьма интересный. злободневный, про графоманию и вообще зажисть.
почитайте. вдруг понравится

Грэм Грин
Невидимые японцы
Невидимые японцы
читать дальше
Восемь японских джентльменов угощались рыбным обедом в «Бентлис». Изредка переговаривались на своем непонятном языке, каждая фраза сопровождалась улыбкой, многие – легким поклоном. Все, кроме одного, были в очках. Красивая девушка, которая сидела позади них, за столиком у окна, случалось, бросала на них мимолетный взгляд, но серьезность проблемы, которую она обсуждала со своим спутником, не позволяла ей отвлекаться на посторонних.
Тонкие светлые волосы и нежное овальное личико, словно сошедшее с миниатюры, несколько не вязались с резковатыми интонациями, вину за которые, возможно, следовало возложить на Роудин-скул или Челтнемский женский колледж, учебные заведения, одно из которых она не так уж и давно окончила. На четвертом пальце она носила мужской перстень-печатку, а садясь за столик (японские джентльмены оказались между нами), я услышал ее слова: «Как видишь, мы можем пожениться на следующей неделе».
– Да?
Энтузиазма в голосе ее спутника не слышалось. Он наполнил их бокалы шабли и добавил: «Разумеется, можем, но мама...» – конец этой фразы и последующие не долетели до моих ушей, потому что самый старший из джентльменов подался вперед и, с улыбкой и легким поклоном, произнес короткую речь, столь же непонятную для меня, как и щебетание птиц, однако, остальные джентльмены, наклонившись к нему, слушали и улыбались, так что я поневоле тоже заслушался.
Я отметил для себя внешнее сходство девушки и ее жениха, даже представил их себе, как две миниатюры, висящие бок о бок на белой деревянной панели. Он мог бы стать молодым офицером на флоте Нельсона, ибо в те дни некоторая хрупкость и чувственность не являлись преградой для продвижения по службе.
– Они дают мне аванс в пятьсот фунтов и уже продали права на публикацию книги в обложке, – я и представить себе не мог, что это воздушное существо может говорить о столь вульгарных вещах, как деньги. И уж настоящим шоком стало осознание того, что мы с ней коллеги по профессии. Ей не могло быть больше двадцати. Она заслуживала лучшей жизни.
– Но мой дядя... – последовало новое возражение.
– Ты знаешь, что не ладишь с ним. А так мы будем совершенно независимыми.
– Ты будешь независимой, – с завистью уточнил он.
– Торговля вином – это не твое, о чем ты прекрасно знаешь, не так ли? Я говорила о тебе с моим издателем, и очень велика вероятность... если ты, конечно, начнешь читать...
– Но я ничего не смыслю в книгах.
– Поначалу я буду тебе помогать.
– Моя мама говорит, что писательство – хорошее подспорье.
– Пятьсот футов и половина суммы, вырученной за право на публикацию книги в обложке, очень солидное подспорье, – поправила его девушка.
– Шабли неплохое, не так ли?
– Пожалуй.
Мое мнение о нем начало меняться: на офицера во флоте Нельсона он не тянул. Там на дух не выносили пораженческих настроений. Я видел, что поле боя останется за ней. «Знаешь, что сказал мистер Дуайт?»
– Кто такой Дуайт?
– Дорогой, ты меня не слушаешь, не так ли? Мой издатель. Он сказал, что за последние десять лет не встречал дебютного романа со столь тонкими наблюдениями и меткими высказываниями.
– Это прекрасно, – в голосе слышалась грусть, – прекрасно.
– Только он хочет, чтобы я изменила название.
– Правда?
– Ему не нравится «Переменчивые воды». Он хочет назвать роман «Однажды в Челси».
– И что ты на это ответила?
– Согласилась. Я подумала, что не стоит спорить с издателем, который берет твой первый роман. Особенно если он намерен оплатить нашу свадьбу.
– Я понимаю, о чем ты, – рассеянно он помешал вилкой шабли: возможно, до обручения пил только шампанское. Японские джентльмены доели рыбу и с минимумом английских слов, зато максимально вежливо заказали у официантки фруктовый салат. Девушка посмотрела на них, потом на меня, но, думаю, видела она только будущее. Мне очень хотелось предупредить ее, что не стоит строить будущее на основе первого романа с названием «Однажды в Челси». Я принял сторону его матери. Это не могло радовать, но, с другой стороны, возрастом я, скорее всего, не слишком отличался от ее матери.
Мне хотелось сказать ей: «Вы уверены, что издатель говорит вам правду? Издатели тоже люди. Иногда они преувеличивают достоинства молодых и красивых. Будут ли читать «Однажды в Челси» через пять лет? Готовы ли вы к многолетнему упорному труду, который долгое время может не приносить ничего, кроме разочарований? И с уходящими годами писательский труд не становится легче, с каждым днем усилий приходится прикладывать все больше, а наблюдательность слабеет. И когда вы перевалите за сорок, судить вас будут по результату, а не по надеждам, которые вы подавали».
– Мой следующий роман будет о Сен-Тропе.
– Я не знал, что ты там бывала.
– Я и не бывала. Свежий взгляд очень важен. Я подумала, что мы можем пожить там шесть месяцев.
– К тому времени от аванса мало что останется.
– Аванс – всего лишь аванс. Я буду получать пятнадцать процентов прибыли после продажи пяти тысяч экземпляров, и двадцать – после десяти. И разумеется, будет другой аванс, после завершения следующей книги. И побольше первого, если «Однажды в Челси» будет хорошо продаваться.
– А если нет?
– Мистер Дуайт говорит, что будет. Уж он-то должен знать.
– Мой дядя берет меня на тысячу двести фунтов в год.
– Но, дорогой, как ты тогда сможешь поехать в Сен-Тропе?
– Может, нам пожениться после того, как ты вернешься?
– Я могу и не вернуться, если «Однажды в Челси» будет хорошо продаваться, – резко ответила она.
– Понятно.
Она посмотрела на меня, на японских джентльменов. Допила вино.
– Это ссора?
– Нет.
– У меня уже есть название для следующей книги. «Лазурная синева».
– Я думал, что лазурное – это синее.
В ее взгляде, брошенном на него, читалось разочарование.
– Ты не хочешь жениться на писательнице, так?
– Ты еще ею не стала.
– Мистер Дуайт говорит, что я родилась писательницей. Моя наблюдательность...
– Да. Я это уже слышал, но, дорогая, не могла бы ты выбрать объект наблюдения поближе к дому? Здесь, в Лондоне.
– Я это уже сделала в первом романе, «Однажды в Челси». Не хочу повторяться.
Счет уже лежал на их столике. Он достал бумажник, чтобы расплатиться, но она выхватила бумажку из-под его руки.
– Это мой праздник.
– И что празднуем?
– «Однажды в Челси», разумеется. Дорогой, ты очень милый, но иногда... ты просто витаешь в облаках.
– Я бы предпочел... если ты не возражаешь...
– Нет, дорогой, сегодня плачу я. И мистер Дуайт, разумеется.
Он замолчал в тот самый момент, когда одновременно заговорили два японских джентльмена, но тут же разом прикусили языки и поклонились друг другу, словно столкнулись в дверях.
Я думал о двух молодых людях, похожих внешне, но столь разных внутри. Одинаковая для глаза красота могла скрывать и слабость, и силу. Ее двойник в период Регентства родила бы дюжину детей, не прибегая к помощи анестезиолога, тогда как он стал бы легкой добычей первой же пары черных глаз в Неаполе. Наступит день, когда у нее на полке будут стоять двенадцать книг? Их тоже придется рожать без обезболивания. И я вдруг загадал желание: пусть роман «Однажды в Челси» провалится, а ей придется позировать для порнографических открыток, тогда как он станет известным виноторговцем, поставщиком «Сент-Джеймса». Мне не хотелось думать о ней, как о миссис Хэмфри Уэрд ее поколения... да и не собирался я жить так долго, чтобы проверить это мое предположение. Солидный возраст избавляет нас от многих страхов. Я задался вопросом, в каком издательстве работал мистер Дуайт. Без труда смог представить себе уже написанное им рекламное объявление на последнюю страницу обложки, в котором он расхваливал ее удивительную наблюдательность. Рядом, если он умный человек, разместил бы ее фотографию, ибо критики, как и издатели, тоже люди, а она, конечно же, выглядела куда как эффектнее миссис Хэмфри Уэрд.
Я услышал их разговор, когда они снимали пальто с вешалки в глубине ресторана.
– Интересно, а как попали сюда эти японцы?
– Японцы? – переспросила она. – Какие японцы, дорогой? Иногда ты так далеко уходишь от темы, что я начинаю думать, а хочешь ли ты жениться на мне?
Перевел с английского Виктор Вебер
@темы: по ту сторону монитора
рассказ был как-то очень кстати во всех смыслах)