перетаскиваю 2

[imjustashadow]

Название: Один - один
Бета:  Элацио
Пейринг/Персонажи: Киёши Теппей/Ханамия Макото
Размер: ~3000 слов
Жанр: романс, PWP
Рейтинг: NC-17
Дисклеймер: все принадлежит Фуджимаки Тадатоши
Саммари: Ханамия слегка изменился за лето. Киёши, впрочем, тоже.
Предупреждения: кинк — пирсинг языка.
Примечания: Написано для OTPW 2.0 за команду KiyoHana Team. Тема: романс\флафф.

В просветах между тяжёлыми тучами догорал закат. Разливался по взлётно-посадочным полосам, красил в бордовый пальмовые листья. На Золотой штат опускалась ночь, но Международный аэропорт Лос-Анджелеса не засыпал никогда. Теппей смотрел в огромное, уходящее в бетонный купол панорамное окно и провожал самолеты. Ближайший выход на посадку был всё ещё закрыт, но девушка у стойки уже что-то щёлкала на ноутбуке. На экране над её головой горела чёткая красная надпись: «Лос-Анджелес — Токио».

Теппей коснулся тачпада, и ноутбук у него на коленях вспыхнул тёплым белым светом. Из Фэйсбука посыпались обновления: фотографии, пожелания счастливого пути и даже приглашения вернуться к Рождеству. Америка была маленькой жизнью — яркой и свободной, чужой и одинокой, непонятной и привлекательной. Теппей упаковал свои воспоминания в чемодан и не жалел ни о чём. Он наконец-то возвращался домой.

В левом нижнем углу экрана всплыло оповещение: "Александра Гарсия отметила вас на 15 фотографиях". Теппей улыбнулся. Вчера они отлично посидели в Хард Рок Кафе. Алекс, её парень Дэрил, Сэм и Колин со стритбольной площадки, Нэнси из регистратуры, друзья друзей и знакомые знакомых — румяные и весёлые, они улыбались с фотографий, и Теппею на секунду стало грустно. На одной из фоток он пытался удержать вилку на носу, и Хьюга уже успел написать под ней, что Теппею пора перестать валять дурака.

Он хотел было закрыть вкладку, но счетчик личных сообщений сменился маленькой красной единичкой. Теппей открыл входящие, и сердце сделало сальто. Содержание было свёрнуто, но имя отправителя отпечаталось на сетчатке, и если бы Теппей зажмурился, то увидел его в чётком негативе.

В Штатах было много всего. В Штатах была радость выздоровления и боль лечения, новые люди и одиночество, бургеры за девяносто девять центов, прогулки по Венис Бич, Тихий океан в закатных лучах, заочное обучение, подготовительные курсы, подработка на автомойке, короткие переписки с Хьюгой, разговоры с Рико по скайпу на всю ночь и даже бумажное письмо от дедушки и бабушки.

В Штатах не было одного. В Штатах не было Ханамии Макото.

Теппей смотрел на его имя на экране, а перед глазами мелькали события этой зимы.
Силуэт Ханамии напротив окна больничной палаты.
Оранжевый мяч отскакивает от его ладоней и катится по стритбольной площадке.
Теппей смотрит на рассечённую губу Ханамии и вытирает рукавом свой разбитый нос.
Чёрные глаза совсем близко.
История ночной переписки, последнее сообщение отправлено в 4:03 утра.
Пачка презервативов, в которой осталась почти половина.
Открытка «С Днём Рождения».
Ханамия сидит на трибуне и наблюдает за финалом Зимнего Кубка.
Теппей высматривает кого-то среди провожающих в зале вылетов Нариты.

Слишком многое произошло этой зимой, слишком многое произошло в первый раз. С тех пор пролетел не один месяц. Ханамия не отвечал на сообщения и звонки, будто и не существовал никогда. Теппей изучал потолок несколько бессонных ночей и запретил себе думать об этом до возвращения домой. Было нелегко.

Он смотрел на знакомое имя в папке входящих, и сердце билось всё быстрее и быстрее. Хотелось вскочить и сделать кружок вокруг аэропорта и вместе с тем хотелось скорей открыть сообщение. Теппей глубоко вдохнул и кликнул по маленькому конвертику.

Текста не было, Ханамия не написал ему ни слова. Но зато были две прикреплённые фотографии. Теппей кликнул на первую и ему опять захотелось пробежаться. Ханамия стоял напротив зеркальной дверцы шкафа и снимал себя на телефон. Острый взгляд, домашняя футболка чуть сползла на плечо, волосы слега отросли. Комнату, которая отражалась за его спиной, Теппей узнал мгновенно, хоть и был там всего один раз. Вспомнилось, как он лежал на полу перед этим самым зеркалом и, запрокинув голову, смотрел на их отражение. Ханамия сидел сверху — голый, блестящий от пота, с засосом на шее — и быстро дрочил себе. У Теппея перед глазами всё плыло после оргазма, а в голове не было ни единой мысли, кроме той, что он в жизни не видел ничего красивей. С Ханамией всегда было так — каждый раз ярко и каждый раз мало.

А ещё Ханамия на фото широко улыбался и показывал язык. Теппей сглотнул. Собирая собой лучи света в комнате, на языке Ханамии блестела маленькая стальная бусинка. Аккуратная, круглая и, наверно, очень гладкая на ощупь.

По телу пробежала волна озноба. Ханамия был невероятен, и Теппей наконец признался себе, как невыносимо по нему скучал.

Ладони вспотели, пальцы соскальзывали с тачпада. Теппей с третьей попытки открыл второе фото. Ханамия всё так же стоял напротив зеркала, но уже не улыбался. В одной руке он держал телефон, а другой показывал средний палец.

Время летело вперёд, но люди оставались сами собой. Теппей захлопнул ноутбук, зажмурился и потёр глаза. Одиннадцать часов на высоте десяти тысяч метров теперь казались вечностью.

* * *
Он мотнул вверх историю смс-переписки. По правую сторону экрана ровным столбиком выстроились его собственные сообщения. По левую — одно-единственное «В 6 вечера у меня» от Ханамии. Теппей спрятал телефон в карман и поднёс палец к звонку. Дверь открылась, а он так и застыл с поднятой рукой, не успев нажать на кнопку.

Женщина на пороге смотрела на него очень знакомым взглядом очень знакомых чёрных глаз. Стройная, яркая, в бордовом платье-футляре. У её ног стоял миниатюрный чемодан на колёсиках с поднятой ручкой. Она была небольшого роста, но у неё отлично получалось смотреть на Теппея сверху вниз.

Он почувствовал, как над верхней губой выступает холодный пот.

— Ханамия-сан? — Теппей попытался улыбнуться. Впервые за долгое время он испытывал смущение перед женщиной. — Здравствуйте, Ханамия-сан!

— Здравствуй, Киёши-кун. Макото мне о тебе... — она открыла дверь шире и обернулась к своему сыну.

— Ничего не рассказывал, — хмыкнул стоящий у дальней стены Ханамия.

Теппей подумал, что не хочет знать, откуда ей известно его имя. Ханамия смотрел на мать с раздражением и восхищением одновременно. А потом перевел взгляд на Теппея, и воздух между ними натянулся звонкой вибрирующей струной.

Как и всегда, когда Ханамия был рядом, внутренняя сигнализация вопила об опасности, о том, что нужно поднимать все щиты и спасать всё, что дорого. И одновременно с этим из потаённых закоулков души выбиралось что-то тёмное и чужеродное, что-то, чему Теппей так и не нашёл названия и не мог противостоять. Оно реагировало на Ханамию, не давая сбоев и осечек, вытаскивая наружу то, что никто раньше вытащить не мог.

— Я пришлю тебе номер рейса, Макото. Заберешь меня из аэропорта в понедельник.

— Да, мам. Удачной поездки, — Ханамия улыбнулся. Теппей раньше не видел такой улыбки на его лице, и ему показалось, что он подглядывает за чем-то, не предназначенным для чужих глаз.

— До свидания, мальчики.

Ханамия-сан ещё раз внимательно посмотрела на Теппея и, подхватив чемодан, пошла к подъехавшему такси. За ней тянулся шлейф тяжелых сладких духов, каблуки стучали по мощёной дорожке. Теппей проводил её взглядом, закрыл дверь и стянул кроссовки, наступая себе на пятки. Он какое-то время рассматривал свои носки и наконец поднял глаза на Ханамию. Тот улыбался зло и безумно.

Он не изменился за эти месяцы. Всё та же полная расслабленного вызова поза, всё тот же взгляд стоящего в тени палача. Ханамия Макото останется самим собой даже после конца света, который сам же и устроит. Теппей запомнил его именно таким, но сейчас ему казалось, что он видит Ханамию впервые. Губы пересохли, сердце билось пропуская удары.

Было слышно, как за дверью завёлся мотор и прошуршали шины. Шум стих в отдалении, и над гостиной повисла ватная тишина. Они так и стояли друг напротив друга, не двигаясь и не говоря ни слова.

— Привет. — Теппей взъерошил волосы. Он чувствовал, как против его воли губы расплываются в улыбке. В той самой улыбке, которую Хьюга так часто называл дурацкой. — Ты очень на маму похож.

— Не твоё дело.

Вокруг Ханамии искрился воздух. Теппей видел его разным — видел собранным и в бешенстве, смущенным и бесстыдным, раздавленным и ликующим. Но сейчас было что-то новое, и до Теппея с опозданием доходило, что Ханамия ревновал. Ревновал ко всем Соединенным Штатам Америки вместе взятым. И за это его хотелось обнять так, чтоб хрустнули кости.

— Как долетел? — участливо спросил Ханамия. Он уже успел взять себя в руки и включить свой любимый режим очаровательного вежливого психопата. На Теппея это давно не действовало, но сигнализация всё равно продолжала орать, а предохранители сгорали в хлам. — Как погода по ту сторону океана? Как твоё колено? Теперь-то, я надеюсь, всё хорошо?

Его голос чуть изменился. Он растягивал слова, широко открывая рот, и между искривленными губами время от времени мелькала злополучная серёжка. Ханамия нарывался бессовестно и откровенно, и Теппей решил не отказывать ни в чём ни себе, ни ему.

Расстояние от двери до стены, которое ещё секунду назад казалось бесконечно долгим, он преодолел за несколько широких шагов. И только тогда понял, как жутко и горько соскучился. Ханамию хотелось скрутить, связать, отодрать, обнять, выпороть и ещё раз отодрать. Неважно, в какой последовательности, а, возможно, всё одновременно.

Теппей прижал его к стене. Получилось довольно грубо, но Ханамия только рассмеялся. Он запрокинул голову и прикоснулся кончиком языка к своей верхней губе, демонстрируя маленький металлический шарик на штанге. Шарик блестел от слюны и подавался вперед, когда Ханамия выгибал язык сильнее. Теппей смотрел на это сверху вниз, и у него отказывали тормоза. Он наклонился и осторожно накрыл шарик губами, пососал и выпустил с чмокающим звуком. Это было необычно и заводило до покалывания в подушечках пальцев.

Ханамия под его руками расслабился и стал непривычно мягким и гибким. Вот только глаза блестели очень нездоровым блеском. Он медленно провёл языком по нижней губе Теппея, несильно прихватил её зубами. Его дыхание щекотало кожу и оседало на губах, но было ровным и размеренным. Ханамия контролировал себя и ситуацию, а вот Теппея уже накрывало со страшной силой. До отъезда в Штаты они занимались сексом не так много раз, но всегда было наоборот — Теппей держался до последнего, чтобы довести Ханамию до полуневменяемого состояния, и только потом срывался сам. Это было опасной игрой, но хладнокровный расчетливый Ханамия был опасней вдвойне.

Теппей поддел его футболку, проследил холмики позвонков и притянул ближе к себе. После долгого расставания казалось, будто они опять обнимались впервые. Это ощущение хотелось сохранить и спрятать подальше. А ещё от Ханамии одуряюще знакомо пахло. Теппей закрыл глаза и зарылся носом в его волосы. Все было так же, как и несколько месяцев назад — опасно, ярко и правильно. Ханамия снова тихо рассмеялся и запрокинул голову, приглашая и бросая вызов. Теппей накрыл его губы своими, лизнул серёжку. Она ощущалась маленькой гладкой горошиной, её хотелось поддеть и перекатить к себе в рот. Контраст был потрясающим: мягкий податливый язык и звонкий твёрдый металл.

Ноги подкашивались, Теппей отстранился, чтобы прийти в себя. Его взгляд зацепился за приоткрытые влажные губы Ханамии, и тот медленно, будто напоказ, облизал их.

— Видел бы ты сейчас своё лицо. Конченый ты извращенец, Киёши Теппей... — тихо и вкрадчиво сказал он.

— Больно было, когда прокалывал?

Ханамия прищурился, и Теппей понял, да, ещё как было. И конченому извращенцу Ханамии Макото это понравилось. А ещё этот неприличный, на грани с мерзостью пирсинг ему невероятно шёл. У Ханамии вообще был странный талант делать отвратительные вещи привлекательными, и Теппей, у которого сроду не было фиксаций и фетишей, понимал, что в его жизни на одну маленькую грязную тайну становится больше. Он дотронулся до щеки Ханамии, провёл по его нижней губе. Ханамия потянулся языком за подушечками его пальцев и мокро лизнул их. Серёжка блеснула в свете пробивающегося сквозь шторы солнца, и Теппей аккуратно коснулся её, обвел парой круговых движений.

А потом крепко ухватился и потянул на себя. Ханамия забился и замычал, но Теппей лишь крепче прижал его к стене.

— Знаешь, Макото, я очень по тебе скучал всё это время. А ты скучал по мне?

Теппей не узнавал своего голоса, не узнавал самого себя. Наверно, у него никогда не получится простить Ханамию до конца. Было что-то правильное в том, как он стоял прижатый к стене и обездвиженный, с широко открытым ртом и полностью во власти Теппея. В глазах Ханамии кипело бешенство, весь его контроль куда-то улетучился. Он попытался вырваться, но довольно быстро затих. Постоял пару секунд с зафиксированным языком, а потом изловчился и укусил Теппея за пальцы. Теппей отдернул руку, но тут же вскинул её, чтоб перехватить удар в челюсть.

— Уёбок! — Ханамия отдышался, сглотнул и попытался пнуть Теппея. — Много людей с тобой нормально разговаривали, когда ты держал их за язык, гений?

— Ладно, я и так вижу, что скучал, — Теппей улыбнулся и наконец поцеловал Ханамию по-настоящему.

Получилось смазанно и неловко, серёжка соскальзывала с языка и цокала о зубы. Теппею было плевать, оцепенение наконец спало, и его место заполняло острое возбуждение. Ханамию била мелкая дрожь, он был все ещё напряжён, но, как ни странно, не сопротивлялся. Тесно прижимался, царапал плечи, и от этого накрывало воспоминаниями. Ощущение сжатого как пружина тела под руками было таким знакомым и родным, что у Теппея кольнуло в сердце.

Ханамия закинул руки ему на шею, вплёл пальцы в волосы на затылке и потянул от себя. Теппей застыл на секунду, и этого Ханамии хватило, чтоб перехватить инициативу. Целовался он потрясающе, особенно когда не пытался вырваться, укусить или покалечить. Становилось жарко и хотелось раздеться.

— Идём, — выдохнул Ханамия, выпутался из рук Теппея и потащил его за собой куда-то вглубь дома.

Они пересчитали все углы и, кажется, сбили напольную вазу. Не разрывая поцелуя, ввалились в комнату Ханамии, и Теппей, не успев оглядеться и опомниться, оказался на кровати. Всё-таки в подсечках Ханамии не было равных. Он медленно подошёл к Теппею и теперь внимательно и слегка насмешливо смотрел на него сверху вниз.

— Сядь и спусти ноги на пол, — его голос был мягким и тягучим. Ханамия явно что-то задумал, и Теппей решил дать ему полшага форы.

— Поиграем? — он сел на кровати и откинулся на локти.

— Повеселимся, — скопировал Ханамия его интонации.

Он опустился на колени между разведенных ног Теппея, задрал его футболку и широко лизнул живот. Серёжка прошлась по ямке пупка, и от этого поджались пальцы на ногах. Ханамия провел ладонями по его бёдрам и задержался там, где жёсткая джинсовая ткань скрывала шрам от операции. Затем аккуратно сжал колено. Кажется, у него дрожали руки. Теппей затаил дыхание, ему сложно было представить, что сейчас происходит у Ханамии в голове.

Ханамия тем временем ловко расстегнул ремень Теппея и приспустил джинсы вместе с бельём. Член прижался к животу, по головке скатилась прозрачная капля, сердце забилось гулко и быстро. Ханамия уже отсасывал ему однажды, не забыв под конец сообщить, что в убогой жизни Киёши Теппея этот минет был лучшим. С тех пор Ханамия успел проколоть себе язык, и теперь у него были все шансы превзойти самого себя.

Теппей вплёл пальцы в его волосы, хотелось, чтобы он сделал уже хоть что-нибудь. Но даже стоя на коленях, с чужим членом у рта, возбужденный до чёртиков, Ханамия Макото оставался самим собой. Он перехватил запястье Теппея и больно вывернул палец.

— Держи руки при себе.

Ханамия сказал это спокойно и мягко, но в его взгляд опять вернулись злость и безумие. Он обхватил член Теппея у основания и медленно лизнул головку. Теппей захлебнулся воздухом, тело встряхнуло так, будто по позвоночнику провели электрический ток. Ханамия усмехнулся и лизнул головку ещё раз. Теппей видел, как чёртова серёжка прокатывается по набухшей плоти, чувствовал её остро и чётко. Ощущений было слишком много, хотелось кричать. Смотреть на Ханамию — на его покрасневшие щёки, опущенные ресницы, длинный язык — было невозможно. Теппей отвел глаза, чтоб хоть как-то отвлечься и не кончить так рано, но наткнулся взглядом на шкаф с зеркальной дверцей. То, что там отражалось, никак не помогло. Теппей ругнулся и ударил кулаком по матрасу.

Ханамия накрыл головку полностью и, не размыкая губ, обвёл её языком. Было горячо и влажно, именно так, как хотелось с самого начала. Он скользнул глубже, и серёжка гладко проехалась по стволу. Это было слишком хорошо. Теппей толкнулся навстречу, чувствуя, что контролировать себя уже нет ни сил, ни смысла. Он двигался быстро и рвано, член упруго скользил по нежным стенкам, а перед глазами зажигались и гасли звезды. Ханамия сжимал пальцы на его бедрах и тихо стонал. Кажется, он получал от происходящего свое странное, извращенное удовольствие.

Оргазм подкатывал тяжёлой волной, оставалось совсем чуть-чуть. Теппей, захлёбываясь ощущениями, ухватился за волосы Ханамии, сжал их в кулак. Похоже, он потянул слишком сильно. Ханамия отстранился, задыхаясь, и теперь сидел перед Теппеем раскрасневшийся, взъерошенный и слегка растерянный.

Теппей бы многое отдал, чтоб увидеть это ещё хоть раз в жизни.

От прерванного удовольствия звенели яйца и шумело в голове. Теппей придвинулся к Ханамии и погладил его по щеке. Второй рукой провел по члену и приставил его к блестящим от слюны губам, с нажимом провел по ним. Хотелось разрядки, хотелось быть ближе. Он глубоко вдохнул и принялся размашисто дрочить себе. Сердце билось где-то в животе, во рту пересохло. Ханамия не сводил с него глаз, он приоткрыл губы и коротко слизнул выступившую каплю. Серёжка проехалась по головке, задевая щель. И этого для Теппея оказалось слишком много.

Он кончал долго и сильно, захлёбываясь воздухом и сжимая пальцы в волосах Ханамии. Сперма тягучими струями стекала в его открытый рот, пачкала губы и подбородок. Теппей чувствовал себя выжатым, в голове был вакуум. Стряхнув трясущейся рукой последнюю каплю, он уткнулся лбом в шею Ханамии. И услышал злой, почти истеричный смех.

Ханамия оттолкнул его и выпрямился, сладко потянувшись. Он пристально и колко посмотрел на Теппея, будто и не сидел перед ним секунду назад мягкий и послушный. В его глазах взрывались победные фейерверки и водили хороводы полчища крохотных бесов. Он слизнул сперму из уголка губ, утёрся тыльной стороной ладони и теперь улыбался своей отвратительной злой улыбкой.

— Понравилось? — Ханамия сложил пальцы в очень знакомом жесте, но вместо того, чтобы щёлкнуть ими, медленно поманил Теппея к себе.

— Знаешь, я не по этому скучал, — вздохнул Теппей и притянул Ханамию за пояс. — Иди ко мне.

Он отлично знал правила этой игры: Ханамия обожал поломанные игрушки, но никогда не ломал их сам. К сожалению, каким бы нечеловечески умным он ни был, некоторых простых вещей совсем не понимал. Теппею не хотелось игр, он возвращался не за этим. Ему было лениво и тепло после оргазма, и он не чувствовал себя проигравшим.

Ханамия оседлал его бёдра и плавным движением выпутался из футболки. Он все ещё выглядел как генерал победившей армии, вернувшейся в город под салюты и звуки оркестра. Усмехнувшись, он стащил с Теппея футболку и замер. Улыбка сползла его лица, глаза растерянно забегали. Теппей уже видел его как-то раз в таком состоянии — Ханамия стоял посреди баскетбольной площадки, а судья объявлял конец матча Сейрин — Кирисаки Дайичи.

Ханамия протянул руку и осторожно дотронулся до бицепса Теппея. Проследил пальцами чернильные линии на его плече и судорожно сглотнул.

— Нравится? Я сделал её в Америке. — Теппей провёл костяшками по щеке Ханамии, погладил его нижнюю губу большим пальцем.

Тот поднял глаза на Теппея. У него был нечитаемый взгляд, но сомнений не оставалось — Ханамии нравилось.

— Ну что, Макото? Один - один? — Теппей улыбнулся и горячо поцеловал его.