НАШЕ ВРЕМЯ
Рейтинг: PG-13
Фандом: Отблески Этерны
Пейринг: Марсель/Елена
Таймлайн: пост-канон
Жанр: romance
Примечания: Для Лётика, в день её рождения и на её заявку: Сниться друг другу и танцевать вальс (или что-то еще), встреча пост-канон, вальс на самом деле
читать дальшеМарсель помнил, как покидал цветущий, празднующий победу город. Махал шляпой ярмаркам, бьющим фонтанам, румяной весне и жизни, которая, казалось, не закончится никогда. Он уезжал из дышащей праздником столицы Талига, не думая вернуться на ее застывшие в звенящей тишине руины. Теперь он один здесь. Не слышно ни топота погони, ни детского плача, ни криков отдаваемых команд. Ветер носит по пустым улицам стайки осенних листьев вперемешку с обрывками портьер и россыпью военных листовок. Необычно крупные хлопья первого снега лениво оседают на незавитые волосы Марселя. Но отчего-то совсем не холодно. Он растирает между пальцами одну из снежинок, и она оставляет грязный резко пахнущий след.
Пепел.
Осиротевшие полуразрушенные дома, брошенные повозки, пепелища и далекий дым еще не отгоревших пожаров. Марселю слышится гул землетрясений за много хорн отсюда и странный ритмичный шум, которому он не может найти имя. Как он попал сюда? Марсель не помнит, но это не пугает его. Не пугает и пепельная прозрачная Луна, плавно рисующая свой путь в звонко-голубом полуденном небе. Она догоняет Солнце, опоясанное россыпью незнакомых звезд. Небо из лазурно-голубого становится светло-изумрудным. Ближе к горизонту — лиловым. Марсель слышит хохот совы и нестройные обрывки знакомой когда-то мелодии. Глаза слепят искрящиеся блики на шпиле эсператисткого аббатства.
Странный ритмичный шум не дает покоя, кажется смутно знакомым. Марселю во что бы то ни стало нужно узнать, что является его источником. В воздухе пахнет шадди и солью. Марсель бежит вдоль улицы, название которой уже стерто из памяти людей. Шум становится все громче. Еще чуть-чуть, еще несколько десятков шагов, и он узнает ответ на вопрос, который сейчас почему-то кажется самым важным.
Марсель наконец опознает район, который стал невольным свидетелем его скитаний. Это Старый Город. За поворотом улицы должна быть площадь. Это Марсель еще помнит, а вот название площади - уже нет. Оллария незаметно и неотвратимо стирает себя из памяти Кэртианы. Порывы ветра становятся сильнее, запахи - резче, обрывки музыки бесцеремонно будоражат память. Марсель наконец огибает квартал в надежде догнать странный шум.
И останавливается не в силах сделать и шага вперед. В уголках глаз закипают слезы. Слезы восхищения.
Неукротимое и своенравное, перед Марселем до самого горизонта простирается море. И вот это по-настоящему пугает его. Серебристые волны накатывают на берег, который некогда был столицей крупнейшего государства Золотых земель. Ветер подбрасывает запах соли в лицо Марселю, треплет по макушке, будто шепчет: "Успокойся"
Стихия неумолима. Под воду уходят храмы и дворцы, унося с собой память о людях, которые когда-то танцевали, молились, подсыпали яд в вино, клялись на крови, врали, воспитывали детей, любили и были любимы. Память неумолимо растворяется в соленой пене. Солнце и Луна нехотя роняют свой свет на пенные гребни волн. Музыка становится чуть громче и, кажется, она вот-вот вынырнет из омута памяти и назовет Марселю свое имя.
— Не желаете касеры, виконт?
Не оборачиваясь, Марсель протягивает ладонь и берет флягу из рук Елены. Он не хочет смотреть в глаза принцессе Ургота. Пришлось бы искать ответы на слишком много новых вопросов. Размеренный плеск волн отмеряет несколько минут молчания и неведения. Марсель благодарен Елене за то, что она не оставила его наедине с миром, который в одночасье вырвался из оков времени и пространства. Благодарен, что именно она разделила с ним одиночество. Фляга приятно холодит руку. Марсель наконец подносит ее ко рту и судорожно сглатывает от неожиданности. Белая струйка стекает за высокий воротник.
Молоко.
— Спасибо, Ваше Высочество.
— Пейте, виконт. Что еще нам осталось?
Голос у Елены задорный, с доброй насмешкой. Эта девочка умеет смеяться в лицо судьбе, умеет, схватив нож для фруктов, объявить войну целому миру. Какой путь она проделала для того, чтоб сбежать от одного моря к другому? Марсель все-таки оборачивается. На Елене белое платье и красная накидка. Капюшон скрывает русые волосы, защищает их от морской соли и пепельных снежинок. В руках у Елены корзина с искусственными лилиями. Не глядя на Марселя, она идет к морю и, замахнувшись со всей силой холеных женских ручек, бросает цветы в неспокойную воду.
Вдвоем они наблюдают, как волны тасуют некогда бывшие букетом бумажные лилии; как они неспешно исчезают в синей бездне.
Северные стены Ружского Дворца с хрустальным звоном рушатся, падая в неотвратимо наступающее море. Сонные волны с одинаковой легкостью и безразличием слизывают мелкий придорожный гравий и неподъемные обломки гранитных плит, что еще совсем недавно были символом нерушимой власти. Марсель наблюдает за тем, как ветер играет с красной накидкой Елены.
— Вы слышите музыку, принцесса?
— Вальс? Никогда его не любила, — Елена не к месту вспоминает, что принцессам приличествует капризничать.
Вальс... Марсель звонко смеется. Каким же заполошным дураком нужно быть, чтоб не узнать этой мелодии? У памяти своеобразное чувство юмора.
— Ну же, Ваше Высочество, окажите честь послу Талига! — Марсель ставит флягу на мостовую и, смеясь, подбегает к так и не обернувшейся Елене. Какое-то время он стоит позади нее, не решаясь настаивать на своей просьбе. Проходит несколько минут или одна вечность, и Елена, обернувшись, осторожно касается протянутой руки Марселя. В уголках ее глаз собираются слезинки, русые пряди выскальзывают из-под капюшона на растерзание морскому ветру и пепельной вьюге. Марсель замечает, что на груди Елены на серебряной цепочке поблескивает медальон - птичка в клетке.
Ласточка?
— Рано, виконт. Будет еще время. Наше время. Времени хватает всем, хватит его и нам.
Из какой мистерии она взяла эти строки? Марсель несилен в драматической поэзии гальтарского периода. Елена несильно сжимает его пальцы и, отпуская, проходит мимо. Она идет вверх по мостовой, между тесно подогнанными булыжниками которой уже просачивается морская вода. Марсель смотрит ей вслед и видит, как там, где она ступала, сквозь камни прорастают красные маки. Он медленно бредет за ней, даже не думая догонять — Елена дала обещание и не нарушит его. По дороге Марсель наклоняется и подбирает оставленную им флягу. Музыка становится почти неслышной.
Он делает глоток молока. Из горлышка фляги осторожно высовывается маковый бутон. Стебель его становится все длинней, бутон распускается, и цветок под собственной тяжестью падает вниз. Упав на мостовую, он шустрой змейкой ползет вслед за Еленой. Марсель роняет флягу. Маки уже растут из его раскрытых ладоней. Из носков туфель, из груди и живота, прямо через рубашку. Это совсем не больно.
Он заворожено наблюдает за алыми цветами до тех пор, пока одна из волн подобравшегося совсем близко моря не сбивает его с ног, накрывает соленой прохладой и уволакивает за собой.
***
Марсель распахнул глаза, судорожно пытаясь вспомнить, в каком ритме все эти годы билось его сердце. Капельки холодного пота юрко скатывались от висков к шее, щекоча кожу. Дышать было трудно, будто где-то в районе солнечного сплетения образовался мерзкий студенистый сгусток, не пускающий воздух в легкие. Марсель все же заставил себя сесть. Дышать стало легче, потихоньку возвращалось ощущение реальности. Он инстинктивно поймал глазами единственный источник света в комнате — открытое окно. В просвете между портьерами виднелась звездная россыпь, застывшая над чернеющими у горизонта Алатскими горами.
Холодная вода во все времена была лучшим лекарством от кошмаров. Марсель умывался и пил, пил и умывался. Чтобы раз и навсегда прогнать безотчетный страх и стереть из памяти мертвый город с прорастающими из молока маками. Вот только Елену стирать не хотелось. Где сейчас Ее Мечтательное Высочество? Сколько древних мистерий она прочла за эти годы? Освободилась ли от соперничества с сестрой? Любила ли она? Скольким женихам отказала? И что мешает сорваться из Алата в Ургот? Недалеко ведь. Мчаться сквозь ночь по Фельпскому тракту, опережая ветер. И бросить к ногам принцессы живые цветы.
Нет, нет, нет. Прошли эти времена. Временам вообще чересчур уж свойственно проходить. Марсель с горечью подумал, что хватит с него принцесс и куртизанок, светского безделья и военных кампаний, чужих смертей и чужих жизней. Всему свое время и всему отведен свой срок. Дни незаметно, но неотвратимо собирались в годы. Солнце гналось за Луной, а Луна за Солнцем, и в их игре все так же не было победителя. Собственное прошлое казалось Марселю пьесой, которую он много лет назад смотрел в театре, а события, повернувшие ход истории Золотых Земель, - пожелтевшими страницами учебника. Жизнь началась с нуля несколько лет назад, заперев былое на увесистый амбарный замок.
Завтра, а точней уже сегодня, виконт Валме должен быть при Алатском дворе. Очередной прием - очередное торжество праздного лицемерия, на котором вершатся судьбы государств. Настал конец салонному бездельнику, офицеру-собутыльнику для особых поручений при особе Первого Маршала, графу Ченизу и герою поневоле. На их место пришел обстоятельный талигойский дипломат, которого уважают и боятся. Впрочем, когда эти слова не были синонимами? Дядюшка Шантэри мог бы гордиться виконтом Валме до последнего локона в своем напудренном парике.
Сон незаметно отступал, растворяясь в памяти, и уже не казался таким реальным. Стирались детали, стирались ощущения. Завтра уже не вспомнить и трети. Марсель закрыл глаза и попытался представить лицо Елены. Не получалось. Он не помнил ни разреза глаз, ни формы бровей, не помнил, были ли у нее родинки, жесты тоже позабыл. Только голос принцессы вспоминался легко и звонко. Хотя, кто знает, не самообман ли это? Елена приходила в снах и раньше, и те сны были куда более однозначными. Елена смеялась и грустила в недописанных черновиках, и тем письмам не суждено было быть прочитанными. Скольких бы женщин не целовал Марсель, сколько бы хорн не отделяли его от столицы Ургота, Елена была рядом. Тонкой нитью вокруг запястья, которую не замечаешь, но которая не порвется.
Ее Высочество была фарфоровой статуэткой, держащей в своих руках целый мир. И миру этому пришел конец. Виконт Валме не привык злиться на себя и привык быть честен с собой. И сейчас, невидяще смотря сквозь акварельный рассвет, он точно знал ответ на вопрос, почему за все эти годы так и не посмотрел в глаза женщине, в которую несколько лет назад, казалось, был влюблен.
Он раздраженно отодвинул портьеру. Розоватый кисель рассвета потихоньку затапливал тусклые звезды в стремительно светлеющем горном небе. Мир без войн досматривал последние кадры безмятежных снов. Новая жизнь потихоньку входила в то русло, которое скоро можно будет уверенно назвать привычным. На стене вкрадчиво тикали часы. Марсель наконец остался один на один со временем. Времени снова было много. Можно было выбирать себе судьбу по душе и жить ни на кого не оглядываясь. Можно было дышать, любить, спать вдоволь. Но шестеренки отчего-то давали сбой.
Рука медленно потянулась к походной сумке. Замерла в нерешительности и, будто в оправдание перед невидимым наблюдателем, достала флягу. Марсель отвинтил крышку и, прогнав желание понюхать содержимое, быстро сделал пару глотков. Касера обжигала нёбо, прочищала мозги и разливала внутри янтарное тепло. Не будет больше походных фляг наполненных молоком. Стыдно, виконт Валме, стыдно.
Рассветная Алати, румяная ото сна, хвасталась своими богатствами. Горный воздух пах дикими травами и цветущим шиповником, прозрачные лучи отвоевывали у сумрака увитую диким виноградом веранду и ажурные ветви растущей неподалеку голубой ели. Почти рассвело, и, должно быть, агенты дипломатической службы Талига уже оставили материалы по сегодняшнему приему в оговоренном месте. Нырнув в утреннюю прохладу, Марсель босыми ногами прошлепал по веранде и достал из тайника под ступенями запертую на ключ шкатулку с бумагами. Предосторожность не бывает излишней, даже если речь идет всего лишь о списке гостей.
Итак, что мы имеем:
… Филлип, принц Дриксенский … граф такой-то, граф сякой-то ... Элеонорна, великая герцогиня Ардоры ... послы Гаифы и Каданы ... герцог Фома Урготский... баронесса Рицкания, внучатая племянница герцога Алатского…
Стоп!
…герцог Фома Урготский с дочерьми Юлией и Еленой...
… с дочерьми Юлией и Еленой...
… Еленой ...
Марсель с минуту вертел в руках листок, борясь с желанием скомкать его, а лучше сжечь. Буквы перестали собираться в слова, будто агенты дипломатической службы Талига для пущей секретности любовно составили список гостей на древнегальтарском.
«Любящая Вас Е.»... Марсель смотрел на список гостей, но видел только пламя, в котором горели написанные и ненаписанные письма к Елене.
***
Прием у главы правящей династии Алата ничем не отличался от такого же приема у такого же главы где-нибудь, скажем, в Дриксен. Сплошные герцоги, кесари, родственники королей и королев, в крайнем случае, скромные виконты. Марсель в последние несколько лет был очень скромным виконтом. Его взгляд с дипломатической наблюдательностью, но тем не менее лениво отмечал детали: кто-то кому-то лгал, кто-то кому-то угрожал, кто-то косился на серебряный сервиз, будто хотел стащить ложку. Бесшумно сновали лакеи-невидимки, искрился алатский хрусталь, изнывали от жары морискиллы в позолоченных клетках, пряно пахло мясо, ненавязчиво лилась классическая музыка, от которой тихо хотелось застрелиться.
Застрелиться хотелось от всего. Марселя охватила давно забытая скука. Эта ленивая тварь тут же начала заговорщически нашептывать об однообразии, двуличии и продажности мира. Марсель как мог гнал мерзкую подстрекательницу, но ее устами говорила Истина. Сквозь обилие титулов, золота, шелка и игристого вина неумолимо проступала лживая изнанка мира. И Марсель был ее гармоничной частью — улыбался, угрожал, врал и льстил.
— Лето в этом году жарче, чем обычно, — многозначительно заявил румяный боров, на которого кто-то зачем-то надел красный камзол и шляпу с лебедиными перьями.
Марселю полагалось знать подобных экземпляров в лицо и по именам, но сегодня память и внимание решили взять выходной. Олларианский сон все не хотел отпускать его, гладя воспоминания против шерстки. Из досок, которыми было наглухо заколочено окно в прежнюю жизнь, медленно выкручивались гвозди. Собрав остатки воли в кулак, Марсель в подходящий момент обменялся парой судьбоносных для внешней политики Талига реплик с нужными людьми и словил себя на том, что теперь не знает, как отогнать от себя мысли о предстоящей встрече с Еленой.
Как и положено главе государства, Фома заставлял себя ждать. Марсель уже топил остатки терпения в бокале со Вдовьей Слезой, когда герцог Урготский в сопровождении принцессы Юлии и принцессы Елены наконец-таки явил свою седую особу герцогу Алатскому и его гостям.
Фома казался уставшим, Юлия — похудевшей, Елена — отрешенной.
Послышались аплодисменты и восторженное льстивое кудахтанье, а Марсель никак не мог прогнать запах морской соли, которой внезапно начали пахнуть закуски, вина, цветы, ткань. Скрипачи продолжали тянуть что-то заунывно торжественное, каждой нотой провоцируя присутствующих на массовое самоубийство. Вокруг урготских гостей собралась стайка подхалимов и доброжелателей, непробиваемая, как бастионы в Торке. Марсель исподтишка наблюдал за Еленой. На ней не было ни белого платья, ни красной накидки, ни серебряного медальона. Она не держала лилии в руках, а морской ветер не играл с ее волосами. Где она была сейчас? На приеме у герцога Алатского или в мире древних гальтарских мистерий? В безразличном уставшем взгляде сложно было найти ответ. Марселю вдруг резко захотелось, чтоб алатский дворец стремительно канул под воду, как Оллария в его сне. Канул и унес с собой лицемерие, тоску, треклятых скрипачей и невидящие глаза принцессы.
Ничего не случилось. Соленая вода не полилась сквозь распахнутые окна, стены не задрожали, стекла не разбились. Судьба, с существованием которой Марсель так и не определился, подмигивала, предлагая сделать следующий ход виконту. Пробираясь сквозь высокопоставленных гостей, Марсель словил на себе взгляд Фомы. Тот, казалось, с трудом удержался, чтоб не возвести очи горе. Преодолев-таки бесконечную полосу препятствий, Марсель поклонился.
— Господин посол, мы рады и не рады видеть Вас, — Фома потрясающе сочетал снисходительность с едва уловимой, почти отеческой заботой.
— Герцог, Ваше Высочество, Ваше Высочество, — перечислил Марсель всю урготскую делегацию, кланяясь еще раз. Его взгляд остановился внизу, на туфельках Елены, и сердце отчего-то пропустило удар. — Я не нахожу слов, чтобы выразить свою радость. Я спешу осчастливить Вас своим мнением о погоде и новостями о здоровье наших общих знакомых...
Марселя несло со страшной силой и остановиться он не мог. Он обращался к Фоме, но не мог отвести глаз от глаз Елены. Принцесса отвечала нечитаемым взглядом, но Марселю казалось, что в уголках ее губ прячется улыбка.
— Виконт, — Фома таки возвел очи горе. — Ее Высочеству Елене с утра нездоровится. Окажите милость, проводите Ее Высочество на террасу. Говорят, горный воздух творит чудеса.
Марсель чувствовал себя мальчишкой. В голове было пусто и ясно, будто она была наполнена родниковой водой, и слова Фомы блестящими камушками падали в эту воду. Юлия хихикнула. Елена все так же молча оперлась о руку Марселя, и он аккуратно повел ее к выходу из зала.
Низкое солнце расчерчивало террасу длинными тенями колон. Горный воздух и вправду творил чудеса, но, к счастью Марселя, никто не решил этим воспользоваться. Подойдя к ажурной решетке балкона, Елена легко оперлась на нее обеими ладонями. Там, где ее рука секунду назад касалась Марселя, все еще ощущалось тепло. Принцесса смотрела вдаль, за горизонт, за Алатскую гряду. Закатное солнце целовало ее щеки и, казалось, будто они расцвели нездоровым румянцем. Марсель не находил слов.
— Лето в этом году намного жарче, чем обычно... — многозначительно начал он и мысленно сам себе отвесил подзатыльник.
Елена обернулась к нему, вежливо улыбнувшись и изогнув бровь. И пока ее полуулыбка не сменилось откровенным разочарованием, Марсель тихо сказал:
— Сбежим, принцесса?
— Сбежим, виконт.
Теперь Елена улыбалась искренне, угасающее солнце золотило ее русые пряди, и Марсель не мог перестать любоваться. Из бальной залы долетали отрывки музыки, сплетаясь с плеском увитого дикой розой фонтана. Неуловимо знакомая мелодия тонула в бегущей воде.
— Но сперва... — усмехнувшись, Марсель замялся. — Не окажите ли мне честь, я хочу пригласить Вас на танец.
— Вальс? Никогда его не любила.
— Я знаю. Но все же?
— Да. Пожалуй, да. Время пришло.
Сон вплетался в реальность, реальность продолжала сон. Марсель будто со стороны наблюдал за собственным изумлением и в который раз восхитился умением Елены понимать все без слов. Ее высочество была удивительной девушкой.
— Я должен многое сказать Вам. Я так давно не писал Вам писем, — Марсель осторожно сжал ее ладонь, вторую руку положил на затянутую шелком талию.
— Нет, не стоит. Если не нашли слов тогда, не ищите их и сейчас, — в глазах Елены поблескивали последние закатные лучи, казалось, будто слезинки собираются в уголках и вот-вот покатятся по щекам.
Музыка зазвучала громче и быстрей, унося с собой годы молчания. В ней растворялись несказанные слова и ненаписанные письма, чужие слезы и чужие клятвы, пыль дорог, ведущих из дома домой. Марсель кружил Елену в танце и будто видел их двоих со стороны - танцующую пару на пустой террасе, для которой мир только что начался заново.