отзывы на ноябрьский фест

В связи с тем, что у меня опять стало получаться складывать слова в предложения, напишу отзывы на Ноябрьский Курокофест. В основном буду говорить о Котятах и Лавинщике.

Когда выбирала - терзалась, как лист на ветру. Конфликт ума и сердца, йопта. Сейчас расскажу, почему. Лавинщик в плане формы и прочих "технических" моментов - просто офигенный текст. Автор талантлив как черт. В плане написания, построения и еще ряда моментов это тот уровень текста, на который я просто молюсь. Манера повествования и стиль сияют. Очень четко развивается действие, шикарные описания - благодаря этому "эффект полного погружения". Вовремя и грамотно поданы детали. За исключением одного "но" очень реалистична речь персонажей. Да и персонажи - котята, и главные и второстепенные. Термины не грузили и на мой взгляд украшали.

Композиция тоже хороша, но в ней есть один момент, который очень свойственен фикшену. А может я придираюсь. Короче, после дженовой кульминации идет вторая пейринго-рейтинговая кульминация. Это все имхо, но мне часто кажется, что это ломает композицию. А может я читала не тем местом или недостаточно прониклась пейрингом и в фике всего одна кульминация, там и тогда, когда нужно.

Еще момент - лирические отступления. Автор не позволяет себе вводить их "от автора". Но у него это в паре моментов делают персонажи. Меня это слегка выбивало, но даже не знаю, считать ли это недостатком. Текст настолько идеален и крут, что стоит пожалуй оставить ему хоть это.

А теперь перейдем к содержанию и к тому, чего я все-таки выбрала Котят. Я не знаю почему, но меня вся эта идущая на сближения ниджиака вообще не задела. Хотя пейрингу сопередиваю. Я искала и не смогла найти в тексте той искры, переломного момента, момента выбора или еще чего-то такого, что цепляется и не отпускает. Может, я читала жопой и не разбираюсь в ниджиаках. Может проблема в том, что фокальный персонаж - Ниджи, а весь выбор делает Акаши и все происходит из-за его желания, воли и решимости. И складывается впечатление, что все произошло само собой и иначе быть не могло.

Но мне опять же кажется, что я придираюсь. Просто текст настолько хорош, что я начинаю искать в нем непонятно что.

А теперь о Котятах. Я и близко не могу написать о них такой же отзыв. Хотя там многие моменты очень даже на уровне. Но голосовала я за Котят и зашли они мне очень, и зацепили.

И ответ тут очень простой: все, что мне понравилось в Лавинщике, апеллировало к мозгу; все, что понравилось в Котятах - к сердцу. В результате все довольно просто)))

А еще был очаровательный текст про серферов. Не без косяков, но очень порадовал.

В общем, авторам добра, печенек и вдохновения

@темы: куробас, ду ю плей ит?

---

а не спеть ли мне песню... не фигануть ли постик о том, за что я люблю куробас?

постик о том, за что я люблю куробас

В общем, поначалу не складывалось совсем. Я первый сезон мучила месяца два. Поднимая вечный вопрос о спорте и радужных пидорасах, скажу, что мне не заходило поначалу ни то, ни другое)

На первое было тяжело настроиться после всех просмотренных сёненов. Перескочить с пафоса, героизма и эпичности на баскетбол - это не для таких тугих и медленных, как я. Занырнуть в пучины сияющего слэша тоже не получалось, аж обидно было, все вокруг так задорно упарывались. А у меня не получалось, в основном потому, что персонажи мне нравились по отдельности и в перйинги лезть отказывались.

Но потом на слоупока наконец снизошло откровение. Если б это можно было визуализировать, то наверно, в тот момент, когда я наконец поняла, зачем страдаю уже 20-ю серию, в потолке бы открылось окошко и на меня с ноутом бы обрушился небесный свет и на фоне всего этого заиграл бы орган.

Короче, главное не ржать, я поняла, что болею за команду Сейрин.

Ок, я понимаю, как это звучит, поэтому проговорю))) Манга к этому моменту закончилась, то есть было понятно, кто возьмет кубок, кто где выиграет. Но я, не смотря на все это, сидела и сопереживала этим нарисованным ребяткам и болела за них. И это были такие светлые, незамутненные, абсолютно без примесей, эмоции и переживания, что я очень сильно задумалась, почему не испытывала их раньше. Ладно, я и эмоциональные переживания - это отдельная тема. Думаю, для многих само собой разумеется, зачем смотреть споконы, но для меня это было the greatest revelation ever.

Короче говоря, когда я наконец созрела, я отмотала весь первый сезон назад и отсмотрела его за неделю. Особенно пронзительно пошла история Куроко на фоне уже прочитанного мною флешбека средней школы. Мангу я после этого тоже села и прочитала последовательно и без перескоков, а не как обычно))

Ну и к радужным пидорасам. Если кто не в курсе, меня зовут Саша, мне 25 и я киеханер.

Сраная четвертая серия второго сезона, будь ты проклята. Пока, пока, мое душевное спокойствие. Эта несчастная сцена в коридоре занимает полторы минуты. Если выкинуть из нее лирические отступления Хьюги, то и того меньше. Но всё. Вот понимете, ВСЁ. Я как-то сразу поняла, что качусь в ад. Поставила на паузу и сидела молча и неподвижно в режиме internally screaming.

KiyoHana's gonna be the end of me. В жизни ничего так не шипперила, 25 лет к этому шла. Фак май лайф.

Ну и потом из манги и дежурок в меня прилетело ИмаКасой и ЛеоХью. И стало хорошо и плохо одновременно.

@темы: куробас, ду ю плей ит?

---

анон из дежурки, за что ты так?

Пишет Гость:

08.12.2014 в 10:52

пра киехану

URL комментария

нельзя шипперить что-то так сильно. фак фак фак

бровепейринг-из-ада, мать его

@темы: куробас, ду ю плей ит?

---

Я часто испытываю затруднения в написании отзывов к фильмам и книгам. Почему-то написать отзыв, который бы нормально сочетал объективный анализ и мои субъективные читальско-зрительские визги, довольно сложно. Будем тренироваться.

1. "Патруль времени".
Я не помню, когда в последний раз я была под таким впечатлением от сценария. Не от визуалки, не от общей идеи или слезогонной сцены. А именно от сценария.
При чем мало что предвещает беду поначалу. Мне сперва показалось, что у фильма проблемы с целостностью жанра. Начинается с типичных научно-фантастических погоне-перестрелок и перетекает в сцену в баре. Сцена характерна скорей для экранизации пьесы, чем для экшена. Она длинная, не меняются декорации, не меняются персонажи. Диалоги бесконечны, действие почти не развивается.
И тут тебе начинают потихоньку вбрасывать ШОК.
И шок начинает расти в геометрической прогрессии. И ты уже не думаешь про целостность жанра или про что-то там еще.
А потом ты начинаешь понимать, к чему все идет. А идет все к дивному чувству катарсиса и просветления, когда детали мозаики складываются в картинку идеально.
Мне после этого фильма не хотелось материться, орать, аплодировать или выйти в окно. Мн хотелось загуглисть сценариста, узнать, где он живет, на любые деньги купить билет, найти его, взять за плечи и сказать: ЧУВААААК!!!

2. Самые отсталые слои населения в лице нас с Евгением посмотрели Frozen, оно же Холодное Сердце.
Я почему-то ждала чего-то на уровне Хранителей Легенд. Не знаю почему. Расстроилась как не знаю кто.
Главная движущая сюжет сила - идиотизм персонажей. Фак, это слишком, даже для детского мультика. Это слишком, особенно для детского мультика.
Олень - единственный персонаж, к которому нет претензий.

3. По абсолютно не зависящим от меня причинам была вынуждена посмотреть 20 минут фильма "Горько".
Блядь, блядь, блядь. Извините.

В общем, с развернутыми отзывами опять не сложилось))

@темы: кино, имхо

---

what a time to be alive

Господи ж ты ж наш Посейдон, какой канон, какой фандом

Теппей сходил на свиданку - ошметки юзеров повисли на обломках френдленты, тьма накрыла Средиземье, к Земле движется метеорит размером с мой ШОК. На фоне всего этого играет любая песня Бритни Спирс.

Фуджимаки фиганул фанбук - эффект от взрыва тысячи водородных бомб, Мидорима-дирежер, Акаши-рыцарь, Теппей-простоТеппей, я - желе.

Мне не стыдно за этот пост.

@темы: куробас, ду ю плей ит?

---

слилась с феста, муки творчества, немного про реал

Хотела написать что-то вроде "торжественно слилась" или "позорно слилась", но так и не нашла наречия, чтоб отражало))

В общем, слилась из-за реала. Отвратительное состояние, когда ты что-то делаешь и делаешь, и все дела в итоге готовы процентов на 70. И никакого sense of accomplishment.

На счет текста. Я таки написала 2 тысячи слов. Но всегда есть "но". Там, во-первых, нужно было еще тысячи четыре, во-вторых - получалась аушка по лебединым персонажам. Я уже плакалась об этом Ру и вообще я перехожу к вечным темам, но проговорить все же нужно. Так вот, когда вы пишете полицейскую АУ по аокисам - это скорей всего фанфик по куробасу. Когда вы пишете городское фэнтези по леохью - это скорей всего оридж.

Полицейские, исторические АУ, даже тот же омегаерс - у читателей в голове уже есть эта картинка и система. Киберпанк, стимпанк, фэнтези, городское фэнтези - вы рассказываете мир с нуля. И тут очень легко переборщить с деталями мира, забыв о том, что читатели как бы пришли фик читать, а не восхищаться вашей безграничной фантазией. И персонажи. Одно дело главные, показные нам в каноне в разных ситуациях, часто недопускающие двух видиней. Другое - второстепенные, в которых можно добавлять свое понимание.

Короче, дабл оридж. Но я все равно допишу. Во имя ЛеоХью, это такой прекрасный пейринг.
Ключ мне, кстати, выпал - рыболовное судно попавшее в шторм. Интересный ключ. Долго пыталась подстроить к этому судну каноничных персонажей куробаса. Подстроила, но внятный сюжет не пришел. В результате выбрала АУ.

И еще одно открытие Америки. Не знаю, кому как, но мне тяжелей всего даются первые 1-2 тысячи слов. Экспозиция и завязка. Я имею в виду не придумать их, а написать. С придумыванием все норм - приходит в голову само, как копье. Записать тяжело. Куча деталей, ввести персонажей, отношения, локацию и время, если АУ, то еще кучу всего ввести. При этом читателя не перегрузить, но заинтересовать. Не скатится в конспект и параллельно вести сцену. Я как бы йуный автор, мне это сложно.

Фух, выговорилась на неделю вперед))

@темы: по ту сторону монитора, тяжела и неказиста жизнь у перфекциониста, куробас, ду ю плей ит?

---

Ну и чтоб выговориться за всю неделю молчания:

Дорогой Дедушка Мороз/Большой Макаронный Монстр/Великий Совиный Бог/Ктулху, подари мне пожалуйста огромный мешок времени и книжку "Коммуникативные навыки и успешная социализация для самых маленьких".

Вроде все остальное у меня есть.

---

an the world is like an apple whirling silently in space

минуту назад в этом мире на один отзыв об "Интерстеллар" стало больше

I'm late to the party, но все же.

Если вы выходите с трехчасового фильма и вам не хочется убить режиссера, то значит, это был неплохой фильм. Прониклась полностью и вот уже неделю смотрю в открытый космос ночи и думаю о квантовой механике. Очень тяжело не проникнуться, когда к примеру, тебе абсолютно без музыки показывают планету Земля на фоне черного пустого космоса. А герои в это время о чем-то говорят и один из них произносит слово "одиночество". Это настолько апеллирует к каким-то личным ассоциациям с одиночеством в твоем мозгу, что ты как-то невольно начинаешь наматывать сопли на рукав. Плюс тема семьи, обреченности, вины за неправильный выбор и желания все исправить. Как-то это все близко.

Я очень люблю космическую фантастику, возможно, больше космической я люблю разве что киберпанк и постап. А еще я визуал. Я так наслаждалась картинкой, сидела абсолютно в трансе. На сцене с книжным шкафом в пятимерном измерении немного выпала. Да и мне кажется там Кристофер Нолан сам выпал и не знал, что делать и позвонил Дарену Араноффски. Дарен сказал "Крис, не боись, я все сделаю". И снял за него эту сцену, я иначе не знаю, как обьснить весь фильм "Фонтан", который в тот момент пролетел у меня перед глазами.

А еще там есть Энн Хэтауей. Хороший женский образ. Дочка Купера - тоже отличный женский образ, но Энн мне зашла больше. Возможно, я просто очень легко ведусь на разговоры о любви. Та сцена, в которой они выбирают планету и Брэнд говорит, что хочет на ту, на которой ее любимый мужчина. И спрашивает, что еще, если не любовь, может быть ответом на все вопросы о космосе. В общем, на этой сцене начала рыдать. И я понимаю, что меня в какой-то степени поимели.

Ну и Купер. Вроде убить на месте. Но образ человека, которому не сидится на Земле, а постоянно нужно в космос, меня подкупил целиком и полностью.

Вопрос о том, почему с нашей стороны чревоточина вообще не влиятла на гравитацию солнечной системы, а с другой была полноценной черной дырой, актуален до сих пор.

may contain spoilers

---

Смотрели с Женей фильм Резня. Не смотря на название, это абсолютно бескровная потрясающая комедия (?) и экранизация пьесы. В общем, она невероятно камерная и герметичная, ибо действие происходит в одном помещении, а героев всего четверо. И не меняется ни локация и ни герои.
Сюжет: одна супружеская пара приходит к другой, чтоб разобраться, кто прав, кто виноват в драке их детей.
И в фильме ничего не происходит. Ни с чего не начинается. Ничем не кончается. Герои не развиваются, этот как-никак взрослые люди в устоявшихся отношениях и как они вообще могут развиться за показные нам 3 часа их жизни?
Но фильм феерически потрясающий. Диалоги-диалоги-диалоги... Мы смотрели его, пока на флешку закачивались "Стрела" и "Агенты ЩИТа", сериалы докачались, а мы все равно как зачарованые досмотрели фильм до конца.

Я к чему все это. Я бы с удовольствием почитала фик такого рода от хороших авторов. Про любых персонажей. Просто вот бессюжетные диалоги и камерная герметичность. Хочу-нимагу.

---

перетаскиваю #2

 Rustor , солнце моё, ещё раз с Днём Рождения))

Название: Не отключайся, Шин-чан
Персонажи: Мидорима Шинтаро/Такао Казунари
Жанр: романс, быт, PWP
Рейтинг: R
Примечания: ER; постканон; на ключ «забирать уставшего с работы»;

— Не отключайся, Шин-чан. Только не отключайся!

Шинтаро поднёс телефон к лицу. Фотография Такао расплывалась мутным бежево-чёрным пятном. Под пятном горела красная клякса кнопки отбоя. Шинтаро попытался сконцентрироваться на этом маленьком огоньке, но зевнул, и мысли бисером рассыпались по пустой голове. Прошло четыре дня, а Такао ещё не успел залезть к нему в мобильник и сменить своё фото на эмблему Супермена. Четыре дня без инцидента.

— Ты ещё там, Шин-чан? — спросила трубка. Шинтаро вспомнил, что хотел что-то сделать. Его палец завис на половине пути к заветной красной кнопке.

— Прекрати болтать по телефону, когда ведёшь машину.

— Потому что это нарушает правила дорожного движения?

«Потому что ты попадёшь в аварию, идиот», — подумал Шинтаро, положив наконец трубку.

Он сильней закутался в пальто и съехал по скамейке вниз. Мир перед глазами растекался мутным киселём, отказываясь собираться в цельную картинку. По парковке кружили автомобили. Приезжали, уезжали, менялись местами. Будто кто-то большой и невидимый играл ими в пятнашки. Шинтаро наблюдал за этим уже целую вечность и хотел от жизни только одного.

Ноябрьский вечер был безветренным и тёплым, в воздухе стеной стояла невидимая морось. К северному крылу госпиталя подлетела карета скорой помощи, и по бетонным стенам рассыпались сине-красные блики. Шинтаро не спал больше тридцати часов, и ему казалось, будто в этом цветном мельтешении есть какой-то ускользающий смысл.

— Ты ненавидишь людей, но спасаешь их жизни. Как так, Шин-чан?

— Я их не ненавижу. Просто большинство из них... у большинства из них...

Слова отчаянно не хотели складываться в предложения. А ещё Шинтаро никак не мог вспомнить, когда Такао успел подойти и сесть на скамейку рядом. Его куртка была расстёгнута, один край размотанного шарфа свисал с сиденья и елозил по земле. От него пахло чем-то свежим и сладким, очень знакомым. Шинтаро казалось, он вот-вот поймёт, чем именно.

— Просто у большинства из них к моменту встречи с тобой уже вскрыта грудная клетка, — вздохнул Такао. Он болтал ногами, то и дело задевая собственный шарф и подбрасывая его в воздух. — Мне бы тоже было сложно ненавидеть их в таком состоянии.

На словах «вскрыта грудная клетка» Шинтаро провалился в транс. Мозг сам собой начал проигрывать фрагменты сегодняшней операции. Вот кардиохирург делает первый надрез и переходит к срединной стернотомии. Шинтаро ассистирует. Пациент уже подключён к аппарату искусственного кровообращения. Они приступают к аорто-коронарному шунтированию. Идёт шестой час операции, плевральный дренаж установлен, и они готовы зашивать. Шинтаро кладёт скальпель на поднос, и он бьётся о поверхность с очень нехарактерным звуком — со звонким, но мягким шлепком.

— Шинтаро... — Такао помахал ладонью перед его лицом и ещё раз щёлкнул пальцами. Он выглядел обеспокоенным, — Поехали домой.

— Посидим ещё.

В пяти метрах от них под прожекторами парковки блестело знакомое серебристое пятно. Но встать и дойти до хюндая Такао казалось сверхзадачей. Поэтому Шинатро планировал сидеть на скамейке вечно. Отличный план. Шинтаро шёл к этому двадцать восемь лет своей жизни и отступать не собирался.

— Тогда у меня важный вопрос. Готов?

Шинтаро был готов ко всему. И к тому, какое расстояние от Земли до Луны, если измерять в енотах. И к тому, откуда берётся пыль. И сколько пончиков можно купить, если продать одну человеческую душу.

— Так вот. Где твои очки, Шин-чан?

Действительно, где они? Шинтаро даже самому себе не собирался признаваться, что не знает.

— Я ведь волнуюсь за тебя. Ты мог зашить их в пациента.

Шинтаро подумал, что это было бы отличным вариантом. По крайней мере, их теперь можно легко найти. Он встал со скамейки и какое-то время наблюдал за своим вестибулярным аппаратом. Такао незаметно оказался совсем близко и поднырнул под его правую руку.

— Знаешь, они все того не стоят.

— Кто? — Шинтаро наметил себе чёткую и прямую траекторию до машины, но Такао умудрялся буксировать его к цели по какой-то невероятной синусоиде.

— Люди и их сердца.

— Вот как.

В абсолютной пустой голове Шинтаро вспыхнула красная табличка с бегущими по краям огоньками.

Такао ревновал.

Такао позволял абсолютно всё, мирился со всем на свете. Но ревновал Шинатро к людям со вскрытой грудной клеткой... Мысль распалась на отдельные фрагменты, и у Шинтаро не получилось додумать её до конца.

Такао, будто волшебную палочку, выхватил из кармана ключи, и хюндай приветливо вспыхнул фарами.

— Но почему-то ты хочешь именно этого.

«Я хочу спать», — хотел сказать Шинтаро, но опять провалился во временную аномалию.

Мерно гудел мотор. Время восстановило свой естественный ход, и Шинтаро вынырнул в реальность. Он чувствовал крепко перехвативший его ремень безопасности и руку Такао на своём бедре. По перекрёстной дороге текли автомобили, в лужах отражались красные огни светофоров. Не убирая руки, Такао надавил на газ и повёл машину дальше. Город за стеклом размазался в бесконечную желеобразную массу.

Реальность снова беспощадно ворвалась в сознание. Шинтаро обнаружил себя на подземной парковке у их дома. Он прислонился к дверям лифта и наблюдал, как Такао выгружает из багажника какие-то пакеты.

— Оу! Ты же упадёшь, если они откроются!

Пикнула сигнализация хюндая, и Такао снова оказался совсем близко. Ни на секунду не отлипая, он упаковал в лифт себя, Шинтаро и пакеты. А потом привстал на цыпочки и поцеловал в губы.

Было мягко и сладко. Шинтаро показалось, что он вот-вот поймёт, что это за вкус. Рот Такао был единственной точкой соприкосновения с реальностью — влажные горячие губы, настойчивый язык. И вдруг это всё куда-то пропало.

Его мягко толкнули назад и прислонили к стене. Шинтаро огляделся по сторонам и зацепился взглядом за смутно знакомый узор. Ах да, точно. Это же обои у них в прихожей. Он почувствовал лёгкое прикосновение к своим щиколоткам. Оказывается, Такао сидел перед ним на коленях и развязывал его шнурки.

— Знаешь, я люблю тебя, — сказал Шинтаро, просто потому что это было единственной мыслью в его пустой голове.

Такао поднял на него нечитаемый взгляд прозрачных глаз.

— А ещё чем-то пахнет. Ты заказал пиццу?

— Я сам её испёк.

— Сам испёк?

— Ага, — Такао обнял его, стаскивая пальто. Его дыхание приятно щекотало шею. — Купил вино, мандарины... ну знаешь там, смазку с согревающим эффектом.

— Мандарины...

Вот чем от Такао пахло всё это время. Детали мозаики как-то разом встали на свои места. Хотя Шинтаро всё равно казалось, что он только что упустил что-то важное.

И тут его голова коснулась подушки. Чистый свежий хлопок, упругий матрац под голой кожей спины. Шинтаро тонул, тонул, тонул и всё никак не мог коснуться дна.

— Знаешь, я так хочу спать, что уже не хочу спать.

— Да ну? — сказали откуда-то сверху.

Похоже, Такао сидел на кровати лицом к Шинтаро. Его голос звучал хрипловато, он будто слегка задыхался. Шинтаро повернул к нему голову, но увидел только темноту.

— Ты что там делаешь?

— Именно то, о чём ты подумал, Шин-чан, — Такао сделал глубокий вдох и сглотнул. Шинтаро представил, как в это время перекатились мышцы на его шее. — Я дрочу на твоё бессознательное тело. Тебе же это не мешает спать?

— Такао. В большинстве западных и восточных культур то, чем ты сейчас занят, считается социально неприемлемым. Собственно говоря.

— Нет, Шин-чан. Всё не так. Называть по фамилии человека, с которым спишь и живёшь под одной крышей уже четыре года, — вот что социально неприемлемо.

Такао провёл ладонью по голому животу Шинтаро.

— Спи давай, — ласково и низко сказал он.

— Не смей кончать мне на живот.

— Угу, конечно, — выдохнул Такао, но руку не убрал. — Мне сегодня даже этой радости не обломится.

В голове у Шинтаро мелькнула мысль о том, что кто-то к кому-то несправедлив. И тут же пропала.

Он слышал тихие ритмичные звуки, влажные и непристойные. И где-то в его животе, прямо под ладонью Такао, начал скручиваться горячий узел возбуждения. Не отдавая себе никакого отчёта, Шинтаро схватил Такао за запястье и потянул на себя.

— Серьёзно, Шин-чан? — Такао рассмеялся ему в ключицу.

— Нет, наверно. Вряд ли у меня...

— Вряд ли у тебя что? Скажи это вслух, Шин-чан.

— Да неужели, Такао? Тебя возбуждает то, как я говорю слово «встанет»?

— Если бы ты только знал... — Такао опять рассмеялся и стянул с Шинтаро трусы. — Можешь отключаться в любой момент, Шин-чан. Я вполне справлюсь сам.

И тут Шинтаро накрыло. Влажными горячими прикосновениями, щекочущим дыханием. Такао брал не глубоко, ритмично облизывал головку, помогал себе рукой. Шинтаро плыл и плыл и ему казалось, что прямо внутри него повисла вечность.

— Ты со мной?

Шинтаро что-то выдохнул в ответ. Такао уже сидел сверху, медленно насаживаясь и плавно раскачиваясь. Он подхватил руки Шинтаро и уложил их к себе на бёдра.

— Не хочешь побить наш рекорд?

— У нас есть рекорд?

— Ага, Шин-чан. Тридцать семь минут. — Такао обвёл его сосок большим пальцем.

— Ты не мог тогда засечь точно.

Такао всё поднимался и опускался. Шинтаро казалось, что на него медленной волной накатывает что-то отдалённо похожее на оргазм, но удержать это состояние не получалось.

— Я засёк в этот раз. Мы на пятой минуте, Шин-чан.

— Просто толкай меня каждые десять, — сказал Шинтаро и снова провалился на изнанку собственного сознания.

— Это всё эндорфины, — заявил он, когда вынырнул обратно, — не дают мне отключиться.

— О да. — Такао почти стонал в голос. Наверно, он сдерживался, чтоб не разбудить Шинатро, если тот вдруг заснёт. — Очень интересно, продолжай.

— Мы побили рекорд?

— О боже, Шин-чан... ах... я не засекал. Минут десять прошло...

— Вот как. А ты долго сегодня. — Шинтаро было безумно хорошо. Он растворялся во времени, простынях и Такао и был уверен, что это именно тот момент, к которому он шёл двадцать восемь долгих лет.

— Ещё бы. — Такао упёрся руками в живот Шинтаро и теперь скакал так, что скрипела кровать. — Я так ждал тебя, так ждал. Два раза успел не дождаться.

Он захлебнулся воздухом и вцепился в плечо Шинтаро. На живот и грудь упали капли горячей спермы.

— А вот теперь, Шин-чан, точно не отключайся, — заговорщически объявил Такао, отдышавшись.

Он скатился набок, стянул с Шинтаро презерватив и провёл рукой по всей длине.

— Это бесполезно. Физиологически невозможно.

— О да, доктор, расскажите мне, как работает стояк.

Такао двигал рукой быстро и уверенно. Чувство ускользающего оргазма накатывало и отступало. Шинтаро казалось, что он ни разу в жизни так сильно не хотел кончить. Такао наклонился и поцеловал его в губы.

И вот тут Шинтаро наконец накрыло с головой и перебросило через край.

— Я на кухню за мандаринкой, Шин-чан, — тихо сказал Такао, вытирая их обоих салфеткой. — В твоих интересах спать, когда я вернусь.

Шинтаро не слышал его слов. В его сне Супермен готовил пиццу. У Супермена была абсолютно целая грудная клетка и он совсем не знал, что такое аорто-коронарное шунтирование.

@темы: графомания, куробас, ду ю плей ит?

---

перетаскиваю #1

Спасибо дорогой замечательной  Оми за беттинг

Название: Меня зовут Ханамия Макото.
Автор: imjustashadow
Бета:  Оми
Пейринг/персонажи: Ханамия Макото\Киёши Теппей, Ниго, Имаёши Шоичи
Рейтинг: R
Жанр: романс, драма, сверхъестественное
Размер: ~6900 слов
Саммари: Ханамия проживает один и тот же день уже в пятнадцатый раз.
Дисклеймер: 1) Персонажи принадлежат Фуджимаки Тадатоши. 2) Идея фильма «День сурка» принадлежит создателям фильма «День сурка».
Предупреждения: повествование от первого лица; ненормативная лексика; работа написана на Октябрьский фестиваль

I.
Меня зовут Ханамия Макото. Мне семнадцать, я второкурсник старшей школы Кирисаки Дайичи. Около половины знакомых со мной людей считают меня приятным молодым человеком, вторая половина — субклиническим психопатом. Впрочем, моя проблема не в этом.
Моя проблема в том, что вот уже пятнадцатый раз я просыпаюсь у себя дома, моё лицо облизывает чёрно-белый щенок, у меня дикое похмелье, на часах 10:37 утра, а на календаре десятое января. Десятое января случается со мной уже в пятнадцатый раз подряд.
Я проживал этот день пятнадцатью разными способами, и у меня в запасе ещё много вариантов. Но что бы я ни делал, некоторые вещи оставались неизменными. Во-первых, я всегда просыпался в 10:37, обслюнявленный чужой собакой. Во-вторых, ровно в полночь моё сознание начинало медленно угасать, и десятое января начиналось заново. Изменилось бы что-нибудь, если бы я попал под машину или, стоя в наполненной ванне, бросил в неё включённый фен? Хах, не дождётесь. Выяснять это у меня не было ни малейшего желания.
Ещё одной постоянной деталью моей зацикленной жизни было SMS от Киёши Теппея в 3:27. Но Киёши Теппей шёл нахуй. Я проигнорировал его все пятнадцать раз, у меня были дела поважней.
Я сел на кровати и в очередной раз пробесился, что не могу оставить себе завтрашнему стакан воды и таблетку аспирина на тумбочке. Голова раскалывалась, а во рту ощущался вкус всех неправильно принятых вчера решений. Щенок сидел у меня на коленях, вилял хвостом и заглядывал голубыми глазами в самую душу. Помню, когда это произошло в первый раз, я чуть не выбросил его в окно. Потом вспомнил, что окно закрыто. И что я сам вроде как принёс щенка домой.
Как ни парадоксально, я нравился этому комку шерсти.
— Тявкни и умрёшь, — я сгрузил собаку на пол и поплёлся в душ.
Я давно перестал отрицать происходящее, лезть на стенку и бить посуду. За пятнадцать повторов я успел пройти все пять стадий принятия неизбежного. Но всё равно продолжал проверять дату на телефоне каждое утро и искать ответ на вопрос, какого хрена со мной происходит. Ни квантовая механика, ни теория струн, ни сайт предсказаний Оха Асы не давали исчерпывающего описания сбоев пространственно-временного континуума. Трагизм моей ситуации был в том, что современная наука никогда не шагнёт дальше десятого января. Какая жалость.
Кстати, помимо современной науки ещё много вещей останутся неизменными. Мне никогда не исполнится восемнадцать, я никогда не поступлю в Тодай, Кирисаки Дайичи никогда снова не сыграют на Зимнем Кубке. Я никогда не... что? Что такого я хотел совершить в будущем, о чём теперь буду жалеть? Да пошло оно всё. Я ни разу не додумал эту мысль до конца.
Помимо прочего, я не исключал вариант, что умер или впал в кому, и происходящее — лишь последний сон моего угасающего сознания. Не самый приятный вариант, я не ожидал от своего сознания такой херни.
В общем, что-то было не так либо со мной, либо со всем миром. И я пока не мог понять, что. И чем так важно это десятое января? В свой первый повтор оно было обычной субботой.
Мама уехала в Окинаву на бизнес-конференцию два дня назад, и в холодильнике потихоньку кончалась еда. Меня это больше не волновало. Отец уехал куда-то ещё восемь лет назад. Не знаю, куда. Не знаю, как это влияет на холодильник. И меня это уже давно не волнует.
Щенок крутился под ногами и тоже хотел есть. Я налил ему молока. За пятнадцать повторов я кое-что узнал о животных. К примеру, щенки аляскинского маламута не едят горький шоколад, и это их проблемы. Щенки аляскинского маламута вполне могут не есть весь день. Если щенка аляскинского маламута весь день игнорировать, он начинает гадить в неожиданных местах. По моим подсчётам, за пятнадцать раз все неожиданные места уже давно должны были стать ожиданными. Но хренова собака не переставала удивлять. Я открыл дверь и выпустил животное во двор.
Если отбросить мысли о вечности, упущенных возможностях, нелинейности пространства и времени, в моём положении была своя прелесть. За пятнадцать повторений я два раза грабил банк, три раза попадал в полицейский участок, четыре — в больницу, летал в Сеул и Гонконг, занимался банджи-джампингом, пробовал лёгкие наркотики, два раза угонял машину соседа, со второго раза научился её водить, почти трахнул одноклассницу и получил обширные знания в области специальной теории относительности. Было вроде ещё что-то.
Сегодня, к примеру, я еду в Роппонги делать татуировку на предплечье. Татуировки завтра не будет, как не будет и болезней, которые я могу там подцепить. Я даже никогда не узнаю, подцепил ли я их.
Мне определённо начинало нравиться.
Во входную дверь заскреблись, и чёрно-белый комок ввалился в комнату абсолютно счастливым. Грустнеть он начинал обычно часам к двум, возможно, скучал по хозяину. А ещё он каждый раз гадил на газон новому соседу.
— Ты знаешь, где книжная полка, — сказал я щенку, выходя во двор и закрывая дверь. — Удиви меня.
У собаки был специфический литературный вкус и своё мнение о западном постмодернизме. Он дважды сгрыз Паланика, один раз Маркеса и испортил переплёт Стейнбеку. В этот раз я ставил на Лавкрафта. В целом собака мне нравилась. Пожалуй, она была единственным нормальным живым существом в баскетбольном клубе Сейрин. Наверно поэтому я и решил спасти её от толпы жизнерадостных имбецилов. Впрочем, не уверен. О большей части вчерашней ночи у меня остались только неясные вспышки воспоминаний. Это был тот редкий случай, когда всё пошло не так, как я хотел.
И если что-то в моей жизни шло не так, как я хотел, то в этом с девяностопроцентной вероятностью был замешан Имаёши Шоичи. На дворе было девятое января, финал Зимнего Кубка закончился пару часов назад. И слава богам. Смотреть на этот позор было больно. Стрёмный Сенпай прислал SMS:
«Сейрин празднуют победу. С ними Ракузан.»
Имаёши совсем не старался, тоже мне новость. Если молодой господин Акаши Сейджуро решил перейти на сторону света, то несчастная офигевшая команда потащится за ним.
«Мы тоже тут. С нами Кайджо и ещё какие-то люди.»
Ну охуеть теперь. Братское единение и командные ценности.
«Ты пропустил часть с едой, но часть с пивом только начинается».
Неужели вечеринка была настолько унылой, что единственным развлечением Имаёши были SMS в пустоту? Впрочем, пиво, судя по всему, пошло хорошо. Сенпаю стало лень набирать текст, и он подключил тяжёлую артиллерию.
Я проигнорировал пару групповых фото, фото чьих-то торчащих из-под стола ног на фоне сумки с надписью «Шуутоку», фото разыгрывающего Сейрин, спящего на плече у Хаямы, и смотрящего на это с каменным лицом Лео. На следующей фотке Лео уже стоял на столе с микрофоном в руках. Похоже, там было караоке. А потом Стрёмный Сенпай прислал мне фото Киёши.
Эх, девятое января, старые добрые времена, когда фото румяного улыбающегося Киёши могло вызвать во мне незамутнённую злость и желание что-нибудь сломать. Я звонком разбудил Сето, оделся и пошёл к метро. Имаёши напоследок прислал селфи на фоне капитана Кайджо.
Ту часть, в которой мы завалились всей командой и никто из-за шока не рванулся нас бить, я помню хорошо. Имаёши обнял меня за плечи и объявил, что я тут под его личной ответственностью. Нужно было сфоткать их лица. Бесценные были бы кадры. Я прям видел, как им всем полегчало.
На нас довольно быстро все забили. Имаёши не отлипал от меня около часа. За это время не произошло ничего подозрительного. Никто меня не проклинал, меня не похищали инопланетяне, в новостях не предупреждали о возможных временных петлях. Щенка тоже нигде не было видно.
Потом кто-то принёс текилу. Потом — затмение и 10:37 утра десятого января.
Я просматривал фото на телефоне много раз и не находил ответов. Чьи-то пьяные лица, групповые фотки и заваленные горизонты. Кое-что, впрочем, заслуживало внимание.
Вот Акаши с Куроко поют караоке. Куроко смотрит на экран, Акаши смотрит на Куроко. У него непередаваемое выражение лица. Всё-таки самая огромная херня, которая может случиться с вами в шестнадцать, — это не диссоциативное расстройство идентичности, мания величия или гетерохромия. Самая огромная херня, которая может случиться с вами, — это влюблённость.
Вот дерущиеся Аомине и Кагами. Ничего особенного, но удалять не стоит.
Вот фото меня с собакой на руках. Блядь, ну и лицо. Ощущение, будто у меня на лбу большими красными буквами написано «полтора литра пива и три шота». Собаку, похоже, всё устраивает. Интересно, кто снимал?
Дальше — я с собакой почти в той же позе, но к собаке тянется Киёши. Его, похоже, тоже всё устраивает. Следующее фото — почти то же самое, но все втроём смотрим в камеру.
Боги, откуда взялся Киёши? Откуда взялась собака?
Дальше — моё любимое. Когда я в первый раз увидел эту серию, то удалил все пять фото. Я тогда ещё не знал, насколько это бесполезно.
Пять фотографий Киёши Теппея. Смущённый Киёши Теппей, Киёши Теппей улыбается, Киёши Теппей пытается закрыть объектив ладонью. Киёши Теппей выпрямился возле стены, за его головой, прямо как нимб, висит доска для дартса. Последнее фото — всё то же самое, но возле его левого уха из доски торчат два дротика. Это точно моя работа. И снимал тоже я.
Сука. Даже знать не хочу, что там происходило.
Было ещё два фото — асфальт с куском дорожной разметки и непонятно что с пальцем на пол-объектива. И ни одной фотки с Имаёши.
Если в тот вечер и произошло что-то, что столкнуло меня во временную петлю, то оно осталось за кадром. Никаких зацепок не было. Единственное, что изменилось с девятого января, — у меня появился щенок. Пятнадцать повторений назад я думал, что это временно.
Как-то раз я запостил это всё в Facebook. За исключением фоток со мной и эксклюзивного фото-сета Киёши Теппея, конечно. Незабываемые ощущения. Очаровательный срач в комментариях и письма с просьбами и угрозами. Имаёши, кстати, пролайкал все фото.
Я очнулся от воспоминаний. В тату-салоне было жарковато, мерно жужжала машинка, на моей руке кровоточили цветные рыбки-кои. Я выбрал эскиз почти не глядя. Мне было всё равно, многие вещи теперь перестали иметь значение.
Предплечье почти онемело, но даже через эту немоту прорезалась боль. Мне нравилась эта боль. И вот это как раз имело значение. Тихо звякнул мобильник и сбил меня с мысли.
Ах да, 3:27, Киёши Теппей.
«Привет :-) Хочу забрать щенка. 4:30, восточный выход Синдзюку»
Этот уёбок слал мне смайлики. Очаровательно. Впрочем... мне было плевать. С поломанным коленом или здоровым, в больнице или на баскетбольной площадке, с командой или брошенный всеми, Киёши Теппей был одной из тех вещей, которые больше не имели значение. Пятнадцать повторений научили меня тому, что всё поломанное наутро становится целым.
Я ни разу не ходил отдавать ему собаку. В большинстве случаев я игнорировал SMS, пару раз присылал в ответ «Пошёл нахуй», один раз — «Не могу. Я граблю банк».
Я тогда действительно грабил банк, причём во второй раз. В первый раз я просто зашёл в местное отделение Банка Японии, выстрелил в потолок из стащенного у охранника пистолета и крикнул, что это ограбление. Через семь минут за мной приехала группа захвата, через двадцать я был в полицейском участке. Это было восхитительно. Полностью того стоило.
Я бы многое отдал, чтоб узнать, показали ли меня в тот вечер в новостях.
А вот второй раз был шедевром, в нём даже была своеобразная романтика. Я продумывал план два дня и за утро успел провернуть всю подготовку.
Один из наших соседей работал в международной фирме, занимающейся нетапами, серверными кластерами и прочим компьютерным железом. Я позаимствовал у него два комплекта униформы, удостоверение и машину. Разбудил Сето, и мы поехали к токийскому дата-центру Банка Японии. Показали слегка откорректированные удостоверения и внезапно оказались заявленными в журнале визитов, как плановое техобслуживание. Это была, естественно, моя работа, я скинул одной из секретарш сообщение в Facebook, из которого она подцепила маленький аккуратный вирус. Он и вписал нас в журнал визитов. Мораль — блокируйте социальные сети на рабочих компьютерах ваших сотрудников, иначе есть шанс, что вас ограбят два семнадцатилетних школьника.
Нас провели в серверную. Сето пошёл вдоль стеллажей, делая вид, что ковыряется в кабелях и розетках. Я тем временем подключился к серверам. Хорошо, что там стояла CentOS, а большая часть биллинговой системы была написана на Perl. Не хотелось бы тратить ещё пару дней на изучение незнакомых технологий. Я запустил скрипт, на который убил почти всё утро, и улыбнулся охраннику. Он и не подозревал, что мельтешение символов на экране моего планшета и есть ограбление.
Вторую половину утра я убил на создание системы счетов и регистрацию оффшорной фирмы на Барбадосе. Туда в ту минуту переводилось около двух миллионов долларов. Оттуда они переведутся на один из маминых карточных счетов. Она не брала с собой сразу все кредитки, когда уезжала.
Мы попрощались и спокойно уехали из дата-центра. Сето наконец проснулся, понял, что произошло, и сидел на пассажирском сиденье с каменным лицом. Но ничего не посмел сказать против. Никто из команды никогда не смел ничего сказать против. Когда мы угоняли машины, убегали от полиции, били витрины, им нравилось, но рано или поздно они подходили к определённой черте. Лица тускнели, но никто из них не мог сказать мне «нет». С одной стороны, я ожидал от них большего. С другой, что с них взять? Я собирал из них баскетбольную команду, а не отряд по захвату мира.
Я вспоминал ограбление с ностальгией. Тот повтор десятого января был, пожалуй, моим любимым.
Я немного повертел телефон и одной рукой набрал ответ: «Нет. Я выбросил собаку в окно. Я же мудак». Интересно, что у Киёши Теппея с чувством юмора?
Через минуту телефон зазвонил.
— Привет, давай встретимся, — голос Киёши звучал спокойно и приветливо. Я никогда не понимал, зачем он разыгрывает передо мной этот спектакль.
— Насколько хреново тебе сейчас? Голова раскалывается?
— Ну так, слегка... Ханамия, приезжай к Синдзюку. Мне нужно отдать щенка Куроко, он волнуется.
— Не ври. Ты даже не знаешь, где ваш Призрачный Мальчик. Вы опять его потеряли.
И искали по всему Твиттеру. Я бы посоветовал заглянуть в личный БДСМ-подвал Акаши Сейджуро.
—Ты знаешь, где Куроко? — Киёши мгновенно посерьёзнел.
— Нет, — я не врал. — Кстати, мне всё время было интересно, откуда ты знаешь, что собака у меня?
— Капитан Тоо сказал.
Ну да, конечно, моя крёстная фея Имаёши Шоичи. Предсказуемо. И скучно. Захотелось немного разнообразия:
— Киёши, что на тебе сейчас надето?
Татуировщица глянула на меня с интересом и продолжила выводить плавник. Киёши вздохнул.
— Так где и когда встретимся?
Когда ты успел стать таким унылым, Киёши Теппей? Я положил трубку и набрал Стрёмного Сенпая.
— Что на тебе сейчас надето?
— Розовый халат, трусы и очки, — Имаёши сказал это таким тоном, что я машинально нажал отбой.
Всё-таки самая огромная херня, которая может произойти с вами в жизни, — это не влюблённость. Самая огромная херня, которая может произойти с вами в жизни, — это Имаёши Шоичи.

II.
Меня зовут Ханамия Макото. Сегодня я проснулся в десятом января уже в семнадцатый раз, и мне это всё порядком надоело. Сегодня у меня выходной.
Я много раз прокручивал в памяти оригинальное десятое января. Абсолютно обычный день. Я провалялся дома и почти не выходил на улицу. Я не принимал судьбоносных решений, никто не умирал у меня на руках, я даже почти ни с кем не общался. Я вёл себя как обыкновенный семнадцатилетний школьник, у окружающего мира был выходной от меня.
Сегодня я попробую это повторить. План был такой: я пойду гулять с собакой, вытащу из-под кровати ящик пива, буду смотреть лесбийское порно в Full HD, возможно, пройду пару онлайн-уроков испанского. И пусть весь мир подождёт.
Это был отличный план. Замечательный, продуманный, достойный человека с IQ выше ста шестидесяти. Ни в одном из просчитанных мной вариантов этот план не мог не сработать.
Щенок где-то спал, в ящике оставалось не так много полных бутылок, на экране лизались девочки. За одним большим исключением жизнь была прекрасна, и тут на меня снизошло озарение.
Я застрял в этой временной петле, потому что так ни разу не вернул собаку Киёши. Я сейчас быстро отдам ему собаку и проснусь завтра в одиннадцатом января.
Забегая наперёд, скажу, что это был беспросветный стыд. Но когда вы принимаете решения под действием эндорфинов и алкоголя, вам так не кажется. Я натянул трусы, джинсы и куртку, схватил щенка в охапку и выбежал на улицу.
Подозреваю, что я выглядел как начинающий наркоман, отобравший собачку у маленькой девочки. От меня несло пивом, прохожие шарахались. Их проблемы. В общем, доехал сидя.
У восточного выхода Синдзюку было много людей. Киёши Теппея у восточного выхода Синдзюку не было. Вот урод.
Я упал на скамейку и набрал SMS: “тыгдеь=??”. Щенок сидел у меня за пазухой и заглядывал в телефон. Потом тявкнул и лизнул меня в щёку.
— Давай без сопливых прощаний, а? — я почесал его за ухом.
У Киёши была интересная манера перезванивать в ответ на SMS. Скорей всего, он был не из тех, кто легко формулирует свои мысли в текст.
— Привет, а ты где? — его голос звучал хрипловато и удивлённо.
— Ты охуел? Восточный выход Синдзюку. Вали сюда и забери собаку.
Я положил трубку и с минуту рассматривал дисплей. На часах было 2:58, Киёши ещё даже не прислал мне SMS. Херня. Пространственно-временной континуум никогда не работает так, как вы этого хотите.
Киёши появился через полчаса, растрёпанный и взъерошенный. Меня к этому времени уже достаточно отпустило, я начинал мёрзнуть и понимать, что десятое января никуда от меня не денется.
Интересно, почему он так хотел лично забрать у меня собаку? Хотел оградить свою бесценную команду от угрозы массового поражения под названием Ханамия Макото? Все были заняты поисками Куроко? Никто из них не пошёл бы со мной на встречу без бронежилета и брандспойта, а под рукой не было ни того ни другого?
Киёши затормозил возле скамейки, внимательно осмотрел нас со щенком и спросил:
— С тобой всё в порядке?
О да, детка! Со мной всё в полном порядке. Я смеялся минуты три. До слёз. Киёши наблюдал за этим молча и настороженно, но остановить меня не пытался. Возможно, боялся, что от резкого движения я могу покалечить собаку.
Я отдышался и протянул ему щенка, он подхватил его довольно бережно.
— Эм... спасибо, — Киёши колебался. Я уже видел это выражение на его лице. В коридоре стадиона, после матча с Шуутоку. Забавно, но больше не актуально.
— Ну пока, — Киёши так ни на что и не решился.
— Ну пока, — повторил я за ним.
Он уходил не оглядываясь. Щенок поставил передние лапы ему на плечо и грустно смотрел на меня.
— А что если я скажу тебе... — крикнул я вслед Киёши, и тот резко обернулся на мой голос. — А что если я скажу тебе, что проживаю сегодняшний день уже в семнадцатый раз?
— В смысле? — улыбнулся Киёши и подошёл обратно к скамейке.
— В смысле уже в семнадцатый раз просыпаюсь, а на календаре десятое января.
— Тогда ты должен знать, что я сейчас скажу.
Я покачал головой. У Киёши Теппея было железное сердце и железная логика. Он ещё раз внимательно меня осмотрел, принюхался и сказал:
— Я провожу тебя домой.
Невероятно. Просто охуеть. Я искренне думал, что для того, чтобы Киёши Теппей захотел мне помочь, я должен быть переходящей через дорогу бабушкой или носить белую баскетбольную форму с чёрно-красными вставками. Оказывается, идиотизм Киёши Теппея не знал границ.
Я встал со скамейки и пошёл к метро.
— Как его зовут?
— Кого? — Киёши шёл на шаг позади меня.
— О боги, не тупи. Собаку. Как зовут собаку?
— Ниго. Он ведь тебе нравится, да?
Я резко обернулся и чуть не врезался в Киёши. Он вовремя затормозил, всё-таки реакция у него была отличная.
— Вы назвали собаку числительным?!
В этом мире было полно идиотов. Иногда они сбивались в группы и образовывали баскетбольные команды.
— Не бойся, я придумаю тебе завтра нормальное имя, — я погладил щенка по чёрно-белому лбу. Киёши поднял бровь, но ничего не сказал.
В метро я благополучно отключился. На автопилоте проснулся на нужной станции и пошёл к дому. Молчавший всю дорогу Киёши вдруг спросил:
— Ты смотрел «День сурка»?
Божественно. Если бы меня так не клонило в сон, я просмеялся бы снова минут пять.
— Четыре раза, Киёши. Четыре раза, — мы подошли к моему дому, я воевал с ключами на крыльце. — Только это не голливудский фильм. Это моя грёбаная жизнь.
— Я к тому, что тебе стоит попробовать совершать бескорыстные поступки весь день, — Киёши был сама доброжелательность.
По-моему, он меня троллил.
— С какой ты планеты? Если я буду совершать бескорыстные поступки, чтобы выйти из временной петли, они перестанут быть бескорыстными, идиот.
Я всё-таки открыл замок и толкнул дверь вперёд. Телек в гостиной продолжал крутить порнуху.
— О, я наконец понял, чем ещё от тебя пахнет, кроме пива, — сказал Киёши, заглядывая мне через плечо. Он был невозмутим.
— Ты что, пытаешься поддеть меня? — я опёрся о дверной косяк. Меня забавляло происходящее, я будто наблюдал за всем со стороны.
— Береги себя, Ханамия, — Киёши развернулся и пошёл к калитке. Щенок пригрелся и спал у него на руках.
— Эй! — крикнул я, наконец взяв себя в руки. Киёши посмотрел заинтересовано, видимо, ждал, какую ещё херню я могу сегодня сказать. — Со мной ничего странного вчера ночью не происходило?
Фасад приветливого благодушия на лице Киёши на секунду дал трещину. И я увидел всё то, что заставило меня выбрать именно его. То, из-за чего я хотел ломать, ломать, ломать его, чтоб раз и навсегда вытащить это наружу. И то, что я увидел, отдалось во мне странным, почти забытым удовлетворением.
— Странного? — Киёши быстро надел свою маску обратно. Похоже, он был из тех семи миллиардов людей, которые боятся что-то сказать или сделать, потому что у них не будет второго шанса. Какая жалость.
— До завтра, — я захлопнул дверь и поплёлся к себе в комнату. Без собаки в доме было удивительно пусто. Ну приехали.
Я как-то слишком задолбался в собственный выходной. Ничего, у меня ещё будет время разобраться с Киёши. Не раздеваясь, я плюхнулся на кровать и позвонил сенпаю.
— А что если я скажу тебе, что проживаю сегодняшний день уже в семнадцатый раз?
— Поздравляю, тебя ненавидит даже мироздание, — Имаёши был доволен жизнью и не прочь поболтать.
— Я серьёзно.
— Я тоже.
— Со мной ничего странного вчера ночью не происходило? — я много раз задавал ему этот вопрос, и он каждый раз находил способ не ответить мне.
— Ничего такого, чего бы ты сам не хотел, Ханамия.
— Почему я унёс домой щенка?
— Не помнишь? Ты сказал, что у него IQ сто девятнадцать и ты не можешь так это оставить.
Какой стыд, больше никакого пива. Я положил трубку и провалился в сон.

III.
Меня зовут Ханамия Макото. Я стою напротив восточного выхода Синдзюку, на часах 4:37, десятое января повторяется в восемнадцатый раз. У меня сегодня день рождения.
— Твой день рождения не сегодня.
— Рад, что ты разбираешься в таких вещах, Киёши.
Он сидел на той же скамейке, на которой в прошлый раз сидел я, и чесал щенка за ухом.
— Ну так что, идёшь со мной? В моей сумке около миллиона йен. Я вполне могу устроить себе день рождения.
Не знаю, поверил ли он мне насчёт денег. Я не грабил банк в третий раз. Просто стащил сумку из-под носа у заправлявших банкомат инкассаторов. И я не вижу ни капли своей вины в человеческой невнимательности.
— Конечно, можешь. Я знаю, на что ты способен, — Киёши не улыбался.
— Нет, не знаешь. Я в последнее время вышел на абсолютно новый уровень, — а вот я улыбался, широко и искренне. — Так не хочешь пойти со мной и проконтролировать?
Он хотел. Я видел это в его глазах. Это и привело меня сюда. Киёши Теппей — парень с двойным дном и ответами на мои вопросы.
— Мне нужно будет отдать щенка Куроко, — Киёши встал со скамейки и выпрямился передо мной. — Пошли.
В моей сумке был миллион йен. Весь Токио был у моих ног. Но у Киёши был свой взгляд на дни рождения.
Мы пошли в кино. В грёбаное, мать его, кино. Я, Киёши Теппей, щенок и сумка с миллионом йен.
— Будьте добры, два билета на 5:45, — я улыбнулся.
Кассирша зарумянилась и застучала по клавишам. Большинству девушек я не нравился. Но сейчас я включил свой вежливый режим, а за моей спиной маячил Киёши. У девочки не было шансов.
Мы отсмотрели полтора часа зомби-апокалипсиса, завалились в бургерную и съездили отдать собаку Куроко. Он ничего не сказал ни про то, где пропадал всё это время, ни про то, что с Киёши был я. Я помахал щенку рукой на прощанье.
— Куда дальше? Твоя очередь выбирать, — Киёши смотрел на меня выжидающе. Он казался расслабленным, но мы оба знали, что может за этим скрываться.
— Идём, тебе понравится.
В первую очередь я ожидал, что понравится мне. Я слишком долго терпел этот спектакль сегодня. Пора было переходить к главному.
Двери лифта раскрылись, и мы с толпой туристов вывалились на смотровую площадку пятьдесят второго этажа Мори Тауэр.
— Нам не сюда.
Я схватил Киёши за рукав и потащил к небольшой служебной двери в углу. Вставил пластиковую карту в специальный замок и подождал, пока на нём загорится зелёный индикатор.
— Откуда у тебя карта-ключ?
— Не тормози!
Я с трудом впихнул Киёши в раскрывшуюся дверь.
— Можешь ещё спросить, почему моя сумка не вызвала подозрений на сканере вещей внизу. И не заметят ли нас на камерах наблюдения.
Я огляделся, мы были на лестничной площадке. Ступеньки вели наверх, всё шло по плану.
— Это противозаконно, — спокойно заметил Киёши.
— О да, мы делаем что-то очень нехорошее. Тебе нравится? — я поднялся на пару ступенек и обернулся к нему. Ему не нравилось, но отступать он не собирался.
Я взбежал по ступенькам наверх и открыл дверь на крышу. Вокруг было полно вентиляционных труб и антенн, порывы ветра закладывали уши.
Прямо передо мной огненной паутиной раскинулся Токио.
— Оно того стоило, — Киёши остановился рядом и положил руки на парапет. Он смотрел на город так, будто видел его впервые. — Но деньги нужно будет вернуть.
— Скажи об этом ещё раз — и я расстегну сумку и высыплю их вниз.
Пожалуй, в конце так и сделаю. Я закутался в куртку, отошёл от парапета и уселся спиной к какой-то вентиляционной конструкции. Она немного защищала от ветра.
— Так к чему всё это? — Киёши обернулся и смотрел на меня без своей раздражающей улыбки.
— У меня есть проблема. Я застрял во временной петле.
— Ханамия! — Киёши рассмеялся.
— Я проживаю один и тот же день уже очень много раз. Не веришь? Это нормально. Смартфон с собой?
— Угу, — Киёши вытащил из кармана какой-то телефон новой модели. Он был безразмерным, но всё равно меньше его ладони.
— Сейчас без пяти девять. Выбирай новостной канал с онлайн-трансляцией.
— NHK.
Он подошёл и сел по правую руку от меня. На экране его телефона я видел новостной сайт, плеер пока крутил рекламу.
— Итак, NHK. Новости будут идти в таком порядке: заявление премьер-министра, вспышка Эбола и превентивные меры в аэропортах Японии, выборы в Фукусиме, какой-то саммит в Китае, туда летал экс-премьер. Потом местное, буду перечислять по ходу. Будет ещё спорт, могу озвучить все результаты бейсбольных матчей.
— Хорошо, — Киёши прищурился.
Начались новости. Киёши невозмутимо выслушал заявление премьера, сообщения об Эболе, выборах и саммите. У него было нечитаемое выражение лица. И тут что-то пошло не по плану.
— Перейдём к криминальным сводкам, — щебетала ведущая. — Банк Японии заявил об ограблении банкомата в одном из его токийских отделений. Мы просим всех, кто обладает какой-либо информацией о молодом человеке на фотографии, обратиться по телефону, который вы видите на ваших экранах.
У фотографии было отвратительное качество, лица не было видно. Но куртка и прическа сомнений не вызывали. Мы с Киёши посмотрели друг на друга. Я протянул руку и нажал паузу на его телефоне.
— Так вот, — начал я, — можешь отвести меня в полицию, а можешь дослушать до конца. Мне всё равно, в полночь этот день для меня начнётся заново.
— Я бы не сдал тебя полиции, — Киёши был не без сюрпризов.
— Хорошо. Я застрял во временной петле. И я почти уверен, что событие, которое столкнуло меня в неё, произошло вечером девятого января, — я сделал паузу. — Что случилось со мной вчера вечером, Киёши?
— Ты не помнишь вчерашней ночи?
— А сам не помнишь? Я был в дрова, сложно было не заметить.
— Ничего не случилось, — Киёши улыбнулся. — Мы праздновали победу, отличная была вечеринка. Ты почему-то всё время держал на руках Ниго...
Он продолжал болтать, но я не слушал. Что ж, я не ожидал, что это будет так просто. Я засунул руку в расстёгнутую сумку.
— Мы пели караоке, играли в дартс...
Я продолжил шарить в сумке и наконец нашёл, что искал. Вдохнул, выдохнул и, молниеносно развернувшись, пристегнул левую руку Киёши наручниками к изгибу вентиляционной трубы.
— Ханамия?!
Я уже успел отскочить на безопасное расстояние. Скорость всегда была моим преимуществом.
— Сядь и не двигайся. Если, конечно, не хочешь узнать, что ещё есть у меня в сумке.
Киёши смотрел на меня с ненавистью. О боги, ну наконец-то. Это было восхитительно. И всё равно его ненависти было недостаточно. Хватило бы мне дня, чтоб вытащить наружу всё и до конца? Чтоб он захотел ударить меня? Захотел сломать меня в ответ? Тихий голос на периферии сознания шептал, что мне не хватило бы и сотни лет.
Я усилием воли подавил в себе вспышку очень знакомой злости.
— Чего ты хочешь, Ханамия?
— А ты чего хочешь?
Я подошёл к нему, перебросил одну ногу через его согнутые колени и аккуратно сел сверху. Наши лица были совсем близко, я мог видеть маленькую красную царапину на его левом ухе. Похоже, вчера было три дротика, а не два.
— Что случилось вчера вечером, Киёши?
Киёши успел взять себя в руки. Скорей всего, он ожидал чего-то подобного весь вечер.
— Ничего не случилось, я уже сказал тебе.
— Да ладно! Это выражение на твоём лице. У нас ведь этот разговор с тобой не в первый раз. Что ты не можешь мне сказать? Мы подрались, ты разбил мне голову и я валяюсь в коме? Я разбил голову тебе, и теперь это будет преследовать меня до конца жизни? Что? Что случилось?
Я почти кричал ему в лицо. Киёши молчал, вероятно, был в шоке. Похоже, он говорил правду. Ничего не случилось тем вечером.
А возможно, я просто неправильно формулировал вопрос.
— Хорошо, — сказал я уже тише и повторил: — Хорошо. А что вчера вечером не случилось, Киёши?
Киёши зажмурился и потёр глаза не пристёгнутой рукой.
А потом наклонился и поцеловал меня.

IV.
Меня зовут Ханамия Макото. Я где-то посреди юго-восточного Токио. В маленьком старом доме на раскладном диване трахаюсь с Киёши Теппеем.
И видят боги, это мало с чем сравнимое удовольствие.
— Сука, ты мне сейчас позвоночник сломаешь...
Я перестал чувствовать давящую мне между лопаток ладонь. Киёши замедлился, наклонился и поцеловал меня в висок. Ему бы стоило определиться, чего он хочет больше: нагнуть меня и выдрать или распускать слюни и нежности. Меня это всё даже забавляло. Киёши Теппей — парень с сердцем, способным полюбить весь мир, — взял и выбрал одного-единственного человека, которого любить не нужно и который не будет любить в ответ. И теперь методично втрахивал его в диван.
Очаровательно, столько напрасно потраченных усилий. Столько никому не нужной заботы.
Киёши откинулся на спину, притянул меня к себе и усадил сверху. Блядь, ну что за любовь к этой позе? В прошлые два захода у меня в ней ничего не получилось.
Ах да, важная деталь — я здесь уже в третий раз. Было бы глупо попробовать всё, что может попробовать человек с бесконечным числом попыток, и встретить одиннадцатое января семнадцатилетним девственником.
Возможно, я просто искал свежий повод ненавидеть Киёши. Возможно, всё проще, и люди просто хотят и любят трахаться.
Там, в ту минуту, мне было одновременно очень хорошо и абсолютно всё равно. Что бы я ни делал, наутро результат обнулится. Я мог бы ломать Киёши, мог бы привязывать его к себе, мог тренировать на нём минеты или захотеть быть с ним, утром между нами снова не будет ничего общего, кроме разбитого колена и просьбы вернуть щенка хозяину.
Киёши сжал ладони на моих бедрах и задвигался навстречу. Похоже, он был уже близко. Я, кстати, тоже.
— Хочешь, я кончу тебе на лицо?
Киёши дышал тяжело и был не особо разговорчив. Вместо ответа он накрыл мою руку своей и с силой провёл по моему члену.
Я кончил ему на живот. Ладно, ещё неизвестно, за кем этот раунд.
Мне хотелось свежего воздуха, в комнате было слишком душно и тесно. В комнате было слишком много Киёши. Он откинулся на подушку и подобрал ноги под себя, свет с улицы золотил его тело и кончики волос. В темноте он был похож на статую сидящего Будды. Я открыл окно и впустил в комнату январский вечер.
— Ты говорил про эту временную петлю...
— Только попробуй, блядь, спросить про «День сурка».
— Да нет... Я хотел спросить, ты пробовал искать выход? Почему это происходит?
— Киёши, людям после секса абсолютно не обязательно о чём-то разговаривать.
Не думаю, что он мне верил. Но каждый раз, когда я рассказывал ему о том, что со мной случилось, он пытался помочь. Иногда мне казалось, что Киёши Теппея на самом деле не существует, что тот вариант с комой и сном и есть правдой. И что Киёши — всего лишь визуализированая часть моего подсознания.
Двадцать четыре повтора. Не удивительно, что я начинал сходить с ума.
— Хорошо, я расскажу тебе, почему это со мной происходит, — мне было всё равно, я слишком долго носил это в себе. — Всю свою жизнь я находил радость в одном. Я любил ломать вещи. Большие, красивые, сделанные с любовью вещи. И это было прекрасно. Ты только посмотри на себя. Но большие красивые вещи имеют свойство заканчиваться и надоедать. Вокруг меня не осталось ничего, что принесло бы мне радость, сломавшись.
Я почти срывался на крик, я не признавался в этом даже себе самому:
— Мне стало скучно. И я подумал, что дальше? Что будет иметь значение? Так вот, единственная вещь в моём мире, которая имеет значение, — это я сам. Мне больше нечего ломать, мой единственный выход — саморазрушение. И мне стало страшно, — я отдышался. — Так вот, Киёши, моё будущее не наступает, потому что я сам его не хочу.
На Киёши будто вылили ведро ледяной воды. Его можно было понять, многовато всего для одного вечера. Я думал об этом всём двадцать четыре повтора, я три раза приходил сюда трахаться с ним. А он каждый раз отпускал себя на волю впервые.
— И ты не пробовал искать смысл в чём-то другом? — он наконец взял себя в руки.
— Пробовал. Я много чего пробовал.
— Я хотел бы помочь тебе.
— … помочь тебе, — я сказал это с ним одновременно. Мы уже шли практически по сценарию, я выучил все реплики и реакции Киёши. Сейчас, к примеру, он был в шоке.
— Ладно, — он примирительно поднял руки. — Ладно. Останешься на ночь?
Без разницы, на часах было без пятнадцати полночь. Я залез под одеяло и повернулся к окну. Спиной я чувствовал исходящее от Киёши тепло. Стоило отдать ему должное, он не лез обниматься и не пытался меня лечить.
— Знаешь, ещё кое-что.
Конечно, я знал.
— Я в начале февраля улетаю в Америку.
— … улетаю в Америку, — это я тоже сказал одновременно с ним.
Киёши Теппей мог в начале февраля улетать на Марс. Это не имело никакого значения. Но почему-то, переспав со мной, он считал своим святым долгом мне об этом рассказать.
Иногда мне казалось, что каждое прожитое мной десятое января порождает новую реальность. В тех реальностях наступает завтра. И я встречаю это завтра в полицейском участке, больнице, на набережной Гонконга без денег на обратный билет. Или в одной постели с Киёши Теппеем.

V.
Меня зовут Ханамия Макото, и я не помню, в который раз сегодня наступило десятое января. Мне хреново. Отвратительное чувство засасывающей пустоты где-то в районе солнечного сплетения.
Сука, сука, сука. Рациональная часть меня знала этому название, и она же приводила аргументы против. С одной стороны, я всегда просыпался в одном и том же физиологическом состоянии. Одно и то же похмелье, раны и татуировки на утро исчезали бесследно. С другой стороны, оставалась память. Значит, клетки моего мозга обновлялись. Теперь ещё и это. Чтобы в моём организме созрела эта гормонально-допаминовая бомба, нужно было куда больше одного дня. Я ничего не понимал.
Блядь, вместо того чтоб вдоль и поперёк выдрачивать теорию относительности, нужно было сесть за нейробиологию.
Я ни разу в жизни не чувствовал ничего подобного. Даже когда десятое января повторилось в третий или четвёртый раз и я начал осознавать всю безысходность моего положения, меня и близко так не накрывало.
Самая огромная херня, которая может случиться с вами...
Я слонялся по комнате и пытался понять, что делать. Нужен был план. Я провалялся в кровати полдня наедине со своими мыслями, и от этого стало только хуже. Видеть никого не хотелось, оставаться одному было нельзя.
Я нашёл в скомкавшемся одеяле телефон и позвонил в Службу Доверия:
— Я уже неделю трахаюсь с Киёши Теппеем. И знаешь, каждый раз — как первый.
— Поздравляю, ты влюблённый идиот, — сенпай зевнул. — Не думал, что доживу до этого светлого дня.
Прекрасно. Человек-рентген Имаёши Шоичи каким-то чудом озвучил всё то, что я задвигал на самые дальние полки уже полтора дня. Скорей всего, он не верил мне, но тем не менее сквозь насмешку в его голосе пробивались понимание и сочувствие.
— Как у вас дела с Касамацу?
Имаёши почти не вёлся на это. Но за те редкие разы, когда он снисходил до откровений, я узнал, что капитан Кайджо — приличный молодой человек и не хочет иметь ничего общего с мутными типами в очках.
Какая жалость. Этот мир полон неразделённой любви.
— Так что случилось, Ханамия?
— Что бы я ни делал, всё будет напрасно.
— Ты меня пугаешь, — Имаёши был единственным человеком в мире, который знал, когда я врал, а когда был искренним. В ту минуту я действительно пугал его.
— Ладно, пока, — легче от разговора не становилось.
— Подожди.
— Да?
— Один совет. Запомни это чувство.
— Какое? — спросил я, точно зная, что ответ мне не понравится.
— Чувство, когда ломается что-то внутри тебя.
Я положил трубку, на часах было 3:22. Открыв окно, я выбросил телефон в голые кусты гортензии, потом укутался в одеяло. Щенок запрыгнул на кровать и притих у меня в ногах. Я так и не придумал ему имя.
Когда я проснулся, было около восьми. Голова раскалывалась, горячий душ не спасал, есть не хотелось.
Всё. Хватит этой херни.
Я набрал на домашнем телефоне свой номер и пошёл искать мобильник под окном. Он застрял между тонких веток, дисплей светился холодным голубым светом. Четыре пропущенных и два сообщения. Всё от Киёши. Я набрал текст:
«Стритбольная площадка за 7-Eleven возле моей школы. Возьми кроссовки. Я возьму мяч и собаку.»
Я оделся и выкатил мяч из-под кровати. Оказывается, за все эти повторы я ни разу не доставал его, чтобы просто поиграть.
— Животное, — позвал я, стоя на пороге, — мы идём играть в баскетбол.
Животное жизнерадостно тявкнуло.
На площадке было прохладно, но не ветрено. Я снял куртку и пару раз ударил мячом об асфальт. Мяч упруго отскакивал и послушно возвращался мне в руки, на ладонях оставалась пыль и мелкий песок. Я забросил трёхочковый. Мяч, описав плавную дугу, отскочил куда-то в кусты. Щенок, весело лая, побежал за ним. Похоже, его часто брали на тренировки.
Не знаю, сколько прошло времени, я отрабатывал броски и обводки, щенок крутился под ногами и прыгал за мячом. Мерзкое чувство, будто сердце не на своём месте, слегка притупилось.
— Здесь больше никого нет. Не стой там столбом.
— Привет, — Киёши опирался о сетку плечом. Площадка было плохо освещена, я не видел его лица. Но чувствовал его настороженность.
Я семь раз трахался с ним, один раз ходил с ним в кино и один раз приковал его наручниками к трубе. Киёши стоял возле ограждения площадки и ничего об этом не знал. Я смотрел на него и не понимал, что чувствую. Блядь, люди казались мне такими простыми существами. В конечном итоге — всегда одинаковыми. Так почему я ничего не понимал? Единственное, что мне было ясно, — я чувствовал злость.
На Киёши? На себя самого?
— Как твоё колено?
— Ханамия... — Киёши предупреждающе поднял ладони. Он выглядел разочарованным.
— Блядь, да я не об этом! Ты сможешь сейчас сыграть со мной?
— Да. Пожалуй, да, — Киёши посветлел, но всё равно не выглядел расслабленным. Он снял куртку и положил её на скамейку, щенок бегал вокруг него кругами и вилял хвостом.
Я бросил мяч, и Киёши легко поймал его.
— До скольки играем? — спросил он.
— Не важно. Мне надоело без конца что-то считать.
— Как скажешь. Тогда давай повеселимся! — Киёши наконец улыбнулся.
Он был выше и сильней. Я был быстрее. Он играл вполсилы, не особо напрягая ноги. Я играл по-честному. Нам обоим было непросто.
Мы играли долго, Киёши молчал всё это время. Щенок спал на скамейке, завернувшись в мою куртку.
— Стоп, — Киёши отдышался и вытер пот со лба.
— Поедешь отдавать собаку?
— Поздно, завтра уже, — он изучающе посмотрел на меня. — Мне понравилось играть с тобой.
Мне тоже понравилось играть с ним.
— Киёши... — слова сами подступили к горлу, но вытолкнуть их из себя казалось невозможным.
— Знаешь, я в начале февраля улетаю в Америку. Алекс постаралась, она классная. Если лечение там пройдет хорошо, я смогу участвовать в следующем Зимнем Кубке, — Киёши взъерошил волосы. — Мы снова сыграем на одной площадке.
— Мне жаль.
— А? — Киёши поднял бровь.
Я молчал. Мне не хватит одного дня, чтобы он меня услышал. Киёши пожал плечами и продолжил болтать. Я почти не слышал, что он говорит.
Я сказал ему всего два слова. Но мне казалось, будто из моей груди в тот момент вытащили пробку. Если бы кто-нибудь когда-нибудь сказал мне, что я буду чувствовать что-то подобное, я бы сломал ему пару пальцев.
— Ух ты, уже за полночь. Ладно, я ещё успею на последний поезд, — Киёши застегнул куртку. — Тебе-то домой недалеко?
— Недалеко, — я протянул ему щенка и тоже надел куртку.
Сегодня одиннадцатое января. Меня зовут Ханамия Макото. И мне жаль.

@темы: графомания, куробас, ду ю плей ит?

---

Досмотрела "Эхо Террора". Всё. Выносите.
Сижу и реву. И мозгами я понимаю, что в каком-то смысле меня поимели. Вся эта музыка, вся эта визуалка, все эти сюжетные ходы, которые даже бревно равнодушным не оставят. И всё равно реву.
Не помню, когда в последний раз что-то так вынимало сердце и мозг.
А мне ещё вроде как будут нужны мои сердце и мозг.

---

вы не обойдетесь без моего бесценного мнения на счет первых четырех серий "Эха Террора"

В общем, у меня Куробас головного мозга, поэтому сюжет такой:

В главных ролях МидоТаки. МидоТаки творят хитрожопые теракты, никого при этом не убивая и испытывая полицию на прочность и интеллект. МидоТак пытается словить и обезвредить уставший и небритый тренер Тоо. Такао подбирает по дороге девочку, которую мне все четыре серии хотелось схватить за плечи и спросить "Почему ты сдалась?". Подозреваю, что нам на пальцах объяснят, почему эта девочка такая. И обьяснят, почему МидоТаки творят свои теракты, но пока все очень многозначительно и недосказано.
Мидорима, кстати, мучается воспоминаниями о прошлом, там его преследует белобрысый токийский гуль. Потом оказалось, что это девочка.

В общем, я немного в афиге, немного очарована. Буду смотерть дальше))

---

Non, je ne regrette rien

Курокофендом - это не фандом боли. Курокофандом - это фандом замечательных, пушистых, мурчащих, ласкучих котят Я всё.

А нет, не всё. Отбетить, эниван?

@темы: графомания, меня переполняет, куробас, ду ю плей ит?

---

на всякий случай

28.10.2014 в 11:25

Пишет  Mozilla:

Неделька Kuroko no Creepy. Заявочный пост.

код

<div align="center"><a href="http://one-week-fest.diary.ru/p200700435.htm" target=_blank><img src="http://5.firepic.org/5/images/2014-10/28/m9gv489ksouo.png" width="400px;"></a></div>

Неделька Куроко проводится в честь Хэллоуина по специальным темам.

3 ноября, понедельник — "Потусторонние сущности" (призраки, полтергейст и т. д.)
4 ноября, вторник — "Живые мертвецы"
5 ноября, среда — "Демоны и культисты"
6 ноября, четверг — "Маньяки"
7 ноября, пятница — "Монстры" (вампиры, оборотни, йети и т. д.)
8 ноября, суббота — "Заброшенные места"
9 ноября, воскресенье — "НЁХ" (все то, что не подходит под темы других дней)

Вопросы по темам и проведению недельки можно задать в этом посте.
Ссылки на исполнения надо будет принести в сборный пост, который будет создан накануне 3 ноября. Ссылки могут быть и на личные дневники, и на комментарии в анонимных сообществах.
Ограничений на тип работы нет (фанфик, арт, клип, пирожки, однострочники, коллажи и т.д.), главное, чтобы она соответствовала теме дня.
Полные правила феста здесь.

Автор баннера -  Vitce
Организатор недельки -  Mozilla

@темы: куробас, ду ю плей ит?

---

курокофест: пост реков и отзывов для Ру

Линейка Ханамии

Работа #1 Куроко но Шекспир, (Киеши/Ханамия, слэш, R)
Вот это читать однозначно! В стихах, пьеса, драма, РЖАЧ))) Восхитительно. Смеялась до слез и боли в скулах. Народ уже нарезает это на аватарки)))

Работа #2 Меня зовут Ханамия Макото, (Ханамия Макото\Киёши Теппей, Нигоу, Имаёши Шоичи, слэш, R)
Автор дедлайнил, но старался. Почти классическая КиеХана с неплохой идеей. Автор пытался что-то сказать читателям))) Ханамия не умер.

Работа #3 Белые начинают и выигрывают, (Киеши/Ханамия, Кагами/Акаши, слэш, PG-13)
Написано странноватым языком, странная манера подачи информации (особенно там, где объясняют хитрый план Акаши). Но! Там есть сцена, в которой Ханамия и Акаши играют в шахматы (!!!!) Кинкище Можно попробовать)

Работа #4 Тоо : Кирисаки Даичи, ( Аомине/Кисе, Ханамия, Вакаматсу, слэш, PG-13)
АоКиса, Ханамия - фон эпохи.
Автор сделал то, чего на фесте посвященном Ханамии вроде как не ожидаешь. А именно - напомнил нам, убогим ханамиедрочерам, что Ханамиечка - мудачье. И весь его Киридай такое же мудачье. У фика есть недостатки, но мне кажется, я почувствовала то, что хотел донести до меня автор. Спорный вопрос, одобряю ли я такого Аомине.
В целом, от фика смешанные ощущения - слишком много насилия с обеих сторон.

Работа #5 Рыбка, (Ханамия Макото, Киёши Теппей, джен, G)
Милота, флаффота, никто не умер. С одной стороны проскакивали стебные шаблоны - большой, идущий на пролом медвеженочек Киёши и злобная влюбленная сучка Ханамия. С другой стороны - отдохнула сердцем и душей. КиеХана заслуживает взаимности, это охуенный пейринг.

Работа #6 В финале он умрёт, (Ханамия/Киеши, слэш, R)
Одобряю зомби апокалипсис, КиеХане идут такие декорации. Не одобряю, что вытянутый персонаж умер в самом начале. Не одобряю, что Ханамия всю дорогу считал Киёши огромным добродушным идиотом. Мне кажется, это мимо канона. Да, Киёши бесил Ханамию, но при этом адово интересовал его своим двойным дном.
Тем не менее, не взирая на какие-то мои личные убеждения и фаноны, нужно сказать, что фик написан, хорошо, напряженно и интересно.

Работа #7 Покойся с миром, Киеши Теппей, ( Киеши Теппей/Ханамия Макото, Фурихата Коки, преслэш, PG-13)
Понравилось очень. Сюрр, психодел, "Алиса в стране чудес" под ЛСД. Детали, манера повествования - чувствуется уровень (с.). Ханамия - охуенен. Мозги, логика - все на месте. Лучшее видение персонажа из всего, что есть на фесте. А еще в фике есть вот это:
Лейтенант токийской полиции Киеши Теппей, отдел по борьбе с мошенничеством.
я просто сгорела!

Работа #8 Этот бессмертный, (Ханамия Макото, Киеши Теппей, Имаеши Шоичи и другие, джен, G)
Прикольная АУшка про ситком, порадовала, улыбнула.

Работа #9 Конь бледный, (Такао Казунари/Мидорима Шинтаро, Ханамия Макото, слэш, миди, NC-17)Это было круто. Даже сцена вскрытия. Командная работа мидотак - просто заглядение.
Но, не согласна с тем, что Ханамии нужна публика.
Фик очень хорош.

Линейка Аомине

Сразу быстренько о том, что вообще не.
"Угощение в долг", "Человек собаке друг", "Дружба важнее" - тут просто в целом недотягивает.

"Пралине" - сразу не, но не все так просто. У меня есть огромный сквик. Я не под каким предлогом не могу пережить, когда в фике персонажи употребляют тяжелые наркотики. Вот просто сразу нет. Включаю фиалку и убегаю из фика. А тут под наркотой все, включая автора.
При чем, пройтись бетой - и нормальный был бы слог. А работать прицельно, так у автора выработался свой яркий стиль.
Но! Тут такая безыдейность и безсюжетность и многозначительная недосказанность, что фик просто сделал мне больно, особо даже не стараясь.
Сумбурно как-то получилось.

Теперь о хорошем.
В три часа после полудня - обожаю игры со временем и параллельные реальности. Отличные детали, приятный слог. Смерть Ханамии не расстроила. Хотелось бы то же самое, но побольше размером) Автор заинтриговал.

Проще простого - классическая штучка про то, как два сияющих идиота идут на сближение, а третий им помогает) Шипперам читать)

А теперь, о том, что было непросто. Я разрывалась, когда выбирала первое место. Площадь поверхности и уроки японского - написано хорошо, уверенно, отличный юмор. Хороший сюжет и композиция. Персонажи котики и на своих местах. На обломках мира - написано не ровно, нужна бета местами. Ниджимура - котик, но без него фик бы всё равно состоялся. Но! Меня настолько поразил Аомине, который хотел защищать, что выбирая между хорошо написаным текстом и текстом, который подарил мне больше ярких эмоций и переживаний, я выбрала второе.

запись создана: 29.10.2014 в 13:15

@темы: куробас, ду ю плей ит?, имхо

---

time is passing by

1. Шла на работу мимо детской площадки. Там на карусели катались детки со школьными рюкзаками. Первый-второй класс. У них был оживленный разговор, они вроде мерились, кто круче.
Один сказал, что он начальник города, второй, что он мэр. Был еще вроде директор Украины.
Но один мальчик пошел дальше и сказал, что он пуп змеи.
Я подумала, что мне послышалось, но он несколько раз громко это повторил.
И все директора Украины взяли и заткнулись перед пупом змеи.
Нужно запомнить для важных переговоров))))

2. У меня в рабочем столе валялся блокнот программиста, который уволился полгода назад. Я полезла в него, мне нужен был чистый листочек. И офигела:

- как в перле осущесвляется передача параметров в функции?
- раскомпилить бинарник
- не забыть про рефакторинг кода!!
- Тесла путешествовал до возмужалости - и дети читают сказки и слушают музыку, чтоб подпитать путешествия.
- За всех ли людей пострадал Христос?
- майгрешн вьюер на Catalyst
- лан админы - 8822

Там целый блокнот такого. Я буду читать на ночь.

@темы: по ту сторону монитора

---

хочу

19.10.2014 в 21:07

Пишет  Rustor:

19.10.2014 в 15:17

Пишет  Kuroi ki Kadze:

Получил палкой в лоб от Шакала ))
Итак. Суть: Любой желающий размещает у себя в дневнике эту запись, а его ПЧ, друзья, подруги, или просто случайные встречные оставляют в комментариях под записью комплимент одному или нескольким качествам автора.
Не важно, за что Вы будете хвалить, главное хвалите!
Победим осеннюю хандру дружеским теплом!
Осаливаем по 5 человек обязательно, ну и всех желающих по широте душевной.

Хвалите друг друга, да похвалимы будете!!!

Никого не осаливаю, берите сами, если хотите)

@темы: моб

---

Любой шиперимый мною гетный перйинг рано или поздно начинает со сверхзвуковой скоростью катиться в бездну тлена и безысходности.
Так было со Стидией, ССом, недоданым всему фандому ХьгоРико и так же будет с ФитсСиммонс из "Агентов Щита".
Это я радовалась второму сезону, блин. Агент Коулсон, если ты это читаешь (ок, я в курсе, что он агент Коулсон это не читает), скажи мне, что у ФитсСиммонс будет хэппиэнд.

А пока ударим бездной розовой ностальгии по бездне безысходности.

---

перетаскиваю #2

Название: Будда оставался безмятежным
Пейринг|персонажи: 3YL!Занзас, 3YL!Реборн, 3YL!Цуна. Слегка X27.
Категория: джен, преслеш
Рейтинг: PG
Жанр: экшен
Размер: ~ 4000 слов
Саммари: Обыкновенная история о том, как Цуна вляпался в неприятности, Реборну было скучно, а Занзас почти достиг просветления.
Дисклеймер: Отказываюсь.
Предупреждения:
1) Обсценная лексика.
2) Написано на Июлюский Реборнофест. Выпавший персонаж - Реборн.



Занзас прицелился и метким выстрелом снёс полголовы очередному наёмнику. Отморозки из массовки опять мёрли как мухи и их, похоже, это вполне устраивало. Безликие и безымянные идиоты, кульминацией жизни которых станут пули босса Варии.

Тело работало на рефлексах, будто идущая по алгоритму компьютерная программа. Занзас чувствовал пламя Ярости, текущее по предплечьям к пистолетам. И совсем не чувствовал ярости в сердце.

По крыше вольно гулял ветер, нечему было его сдерживать на высоте пятидесяти семи этажей. Стоя спиной к парапету, Занзас чувствовал каждый из них. Наёмников становилось всё больше, и весь этот абсурд походил на убогую компьютерную игру. Было скучно, бегущая сквозь тело Ярость не приносила удовлетворения.

Выпустив пару последних в чьей-то жизни пуль, Занзас через плечо посмотрел вниз. Там, на расстоянии пятидесяти семи этажей, шумел Гонконг.

Грёбаная Азия. Грёбаный Реборн. Грёбаный Савада.

Чертыхнувшись, Занзас перемахнул через парапет и легко спрыгнул вниз.

Отвратительный день.

***

В целом, начинался этот день не так уж и отвратительно. Самолёт снижался над Гонконгом: в иллюминаторе мелькали ровные столбики небоскрёбов, море рассекали танкеры и сухогрузы, с высоты трёх тысяч метров казавшиеся щепками. Аэробус всё сбрасывал высоту, и уже можно было различить отдельные деревья на склонах и автомобили на пригородных трассах. На вершине одного из холмиков-островков, пригоршней рассыпанных в Южно-Китайском море, Занзас заметил огромную статую сидящего Будды. У просветлённого ублюдка были лицо и улыбка Савады. Занзас отвернулся и залпом допил виски.

Вот уже три года Савада стоял во главе Вонголы. Казалось, за это время изменилось всё, но суть вещей осталась прежней. Реборн добрым словом и пистолетом толкал вперёд Саваду, Савада извинялся, сожалел, но толкал вперёд Вонголу. Мелкий мусор был достоин если не уважения, то признания. Вонгола медленно, но уверенно расправляла крылья и карабкалась к пику былой славы, Савада нёс свет понимания, сострадания и гармонии, умудряясь при этом продолжать учёбу, спотыкаться о каждый второй порог и падать в обморок перед девками. Всё было замечательно и всё шло по плану.

По плану Реборна и по плану мироздания, а совсем не по плану Занзаса. В первый год после Конфликта Колец и снятия Проклятья Аркобалено на особняк Варии опустилась локальная ядерная зима. Занзас впадал в маниакально-депрессивное состояние и туда же за ним катилась его армия отморозков. Сквало был единственным, кто хоть как-то поддерживал жизнедеятельность независимого отряда убийц Вонголы, но даже в его истериках и злости начинали проскальзывать нотки апатии.

За недолгую Занзасову жизнь Атлантида успела кануть в вечность два раза с интервалом в восемь лет. И Занзас смотрел на дно стакана, будто ожидая, что именно там можно отыскать её заново.

Поздний сентябрь в Италии был изумителен, но Занзаса это мало волновало. Запеленавший стены особняка дикий виноград наливался бордовым, в закатных лучах просвечивал янтарным, а Занзас стоял спиной ко всему этому великолепию и палил по садовым скульптурам. Стрельба по мишеням в тире, окнам кабинета и высшему офицерскому составу Варии перестала приносить удовольствие, и жажда разнообразия заставила снизить стандарты.

Изящно изогнутая полуголая дамочка разлетелась на мраморные осколки.

— Нам нужно поговорить.

Занзас был не слишком трезв, но и не слишком пьян, чтобы не отметить чудный выбор местоимения. Савада наполнял многострадальный сад своей грёбаной гармонией, даже не активируя Пламя, и Занзасу становилось всё тяжелей найти Ярость для очередного выстрела. Мелкий мусор у него за спиной говорил спокойно и серьёзно. Что-то про то, что Вария нужна Вонголе, и Занзас тоже кому-то нужен, и, пожалуйста, давай поговорим, и жаль, что так вышло, и, Занзас, пожалуйста, обернись.

Занзас обернулся. Нашёл наконец-то в себе Ярость для выстрела, обернулся и ответил единственным доступным и понятным ему способом.

Они тогда разнесли пол-особняка, не говоря уже о саде с уродливыми скульптурами. Всё полыхало и рушилось — ядерная зима закончилась падением метеорита. И из столкновения этих двух смертоносных начал на территории Варийской резиденции снова зародилась жизнь.

— Маммон пришлёт тебе счет, — бросил тогда Занзас потрёпанному, но улыбающемуся Саваде. Догорало Пламя Неба, отчего-то становилось легче дышать.

Это было три года назад. Жизнь Варии возвращалась в привычное, сминающее всё на своём пути русло. Да и Савада был не так уж плох, исключая те периоды, когда он был абсолютно жалок. Как, к примеру, сейчас. Савада умудрился попасть в очередную задницу и потеряться в городе с населением в пару десятков миллионов китайцев. Занзас очнулся от воспоминаний, когда шасси мягко, но ощутимо коснулось взлётно-посадочной полосы.

В зале прилётов было полным-полно человеческого мусора. Над всей этой кашей из чемоданов, людей, объятий и эмоций, на высоком шесте красовалась приветственная табличка на итальянском.

«Бестолковый Занзас».

Гордо задрав подбородок и немигающими глазами глядя в пустоту, под табличкой стоял кукольный наставник Савады. Занзасу было откровенно лень как-то на всё это реагировать. На периферии сознания вспыхнула и погасла ярость, не оставив за собой ничего.

Бросив на мелкого паскуду раздражённый взгляд, Занзас направился к выходу. Казалось, за три года Ребон подрос совсем чуть-чуть. Впрочем, Занзаса мало волновали проблемы взросления и полового созревания аркобалено.

— Рад видеть, что ты изменился в лучшую сторону, — крикнул Ребон ему вслед. От бодрости в его голосе стало ещё тошнее.
— Пристрелю тебя в машине, — устало бросил Занзас, толкая стеклянную дверь. Реборн засеменил следом, собирая умилённые взгляды девушек.

В салоне автомобиля пахло натуральной кожей и деревом. Занзас опустил боковое стекло и закурил, в зеркале заднего вида отражался план парковки и табличка с перечёркнутой сигаретой. Реборн тем временем уютно устроился на пассажирском сиденье, маленькие ножки не доставали до его края.

— Тебе оттуда всё видно? — решил начать светскую беседу Занзас.
— Мне видно, что у Цуны проблемы. И на этот раз — не из-за нас, — Реборн сосредоточено возился с ремнём безопасности. — А ещё я очень рад, что ты сорвался сюда и готов помочь. Даже не зная всех деталей.

Занзас вяло заметил, что ему не хочется тушить сигарету, чтоб свернуть Реборну шею. К тому же, хитрозадый киллер был не так прост.

— Намёки засунь себе в шляпу. Что с Савадой?
— Ушёл из дому и не вернулся, — развёл маленькие ладошки Реборн.
— А ещё с ним ушёл и не вернулся весь его боевой цирк уродов? — сигарета непривычно горчила. Глубоко за раздражением и ленью маячили беспокойство и тоска.
— Нет, Хранители Десятого Вонголы чувствуют себя прекрасно. И мешать нам не будут, — Реборн поднял на Занзаса ничего не выражающие глаза. С его шляпы таким же немигающим взглядом пялилась какая-то ящерица.

Словосочетание «Десятый Вонгола» всколыхнуло целый спектр чувств и эмоций. Занзас наблюдал, как они гелиевым воздушным шариком надуваются где-то в районе солнечного сплетения, поднимаются вверх, и выдохнул их вместе с сигаретным дымом. Волшебное слово «Вонгола». Она была смыслом, была причиной и следствием. Была полоской медленно восходящего красного солнца на горизонте, осколками хрустальной мечты. И кто бы не стоял в её главе, Вонголе грозила опасность.

— Мешать — это когда люди делают свою работу? — скривился Занзас. Оранжевые глаза неведомой твари заглядывали в самую душу.
— Мешать — это когда ты оказываешь Хаято первую помощь при инсульте. Он очень впечатлителен, а тут Десятого кто-то похитил. К тому же, все Хранители сейчас разбросаны по миру, заняты делами Семьи. Они не успеют. Хоть время у нас и есть, его не так уж и много, — Реборн задумался на минуту и добавил: — Хорошо, что ты был свободен и прилетел лично.

Занзас закатил глаза. Цирк в исполнении Реборна плавно перетекал в театр абсурда, и единственным, что удерживало Занзаса в салоне, был Савада.

Вечные проблемы Савады. Вечное сожаление Савады. Его вечная извиняющаяся улыбка.

Савада был в очередной полной жопе. Но Реборн ждал прилёта Занзаса десять часов, и это, похоже, было частью его педагогических планов. А значит, Савада был относительно цел и относительно жив. Сигарета перестала горчить, и Занзас плавно вырулил с парковки. За окном замелькали небоскрёбы, цветущие кусты гибискуса и указатели на китайском и английском.

— Если вкратце, план такой — глупый Занзас едет спасать глупого Цуну.
— Глупый Реборн получает прикладом в зубы, — одной из основных причин, по которой Занзас ещё не прибил Реборна, было отсутствие информации.

Реборн улыбнулся и продолжил серьёзно:

— Цуна занимался тем, чем ему и положено было заниматься. Налаживал дружественные связи с территориально выгодными партнёрами. Но мир не идеален, и наши территориально выгодные партнёры оказались не самыми порядочными людьми. В результате — погром в отельном номере, раскиданные охранники, отключённые камеры наблюдения и полное отсутствие Цуны.

Впереди виднелась многоуровневая дорожная развязка. Занзас слегка сбросил скорость и свернул к ней. Дорога виляла, поднимаясь выше и выше, с высоты эстакады были видны порт и залив.

— Вот координаты, нанесём им недружественный визит, — голос Реборна убаюкивал. Сезон дождей был в самом разгаре, и воздух был тёплым и влажным. Колёса легко шуршали по гладкому асфальту.

Пуля, попавшая в правое переднее колесо, сильно не вписывалась в эту идиллию. Автомобиль резко вильнул, Занзас крутанул руль, пытаясь сохранить управление.

— Свинство, — меланхолично заметил Реборн.

Раздались ещё два выстрела, одна из пуль попала в дорожный указатель. Кто-то закричал, послышался визг тормозов.

— Они ведь знали, что за Цуной кто-то придёт. Неужели, это всё, что они посчитали нужным послать навстречу? — лицо Реборна выражало крайнее презрение и скуку.
— Ты видишь, откуда стреляют эти уроды? Я не чувствую их Пламени, — Занзас начинал потихоньку закипать.

Пули теперь свистели одна за другой, и виляющий на поворотах автомобиль казался преимуществом. Одна из них всё-таки попала в лобовое стекло, превратив его в ажурную паутину.

— И это они называют автомобилем представительского класса с бронированными стёклами? — продолжал скучающим тоном Реборн.
— Тебя, мать твою, ничего не напрягает?
— Напрягает. Мне, как ты заметил в самом начале поездки, ничего не видно, — Реборн продолжал откровенно развлекаться.
— Нахуй, — Занзас резко ударил по тормозам.

Он выбрался из автомобиля, громко хлопнув дверцей. Трасса теперь была полупустой, где-то вдалеке пели полицейские сирены. С севера приближались два одинаковых внедорожника.

Пламя вспыхнуло и растеклось по венам. Как и всегда в такие моменты Занзас чувствовал, как Ярость поглощает всё — его тело, его разум, всю эту хренову автостраду, весь этот хренов город, весь этот хренов мир, клоунов во внедорожниках, упыря Реборна и идиота Саваду. Всё пылало, сгорало дотла. Ярость приносила свободу.

Занзас выпрямил руку и выстрелил Пламенем в приближающийся джип. Тот вспыхнул, завертелся волчком и, пробив парапет, полетел с эстакады вниз.

— Милосердие, сукины дети, — Занзас сплюнул и отправил в огненный ад второй внедорожник.

Действительно, свинство. И как только Савада таким дался? За пеленой Ярости, Занзас чувствовал, что у Савады была причина. Интуиция, мать её. Абсолютное знание в руках никчёмного мусора.

Автострада полностью опустела. Больше никто сегодня умирать не собирался. Пламя погасло, и мир снова стал прежним. И хорошего в этом прежнем мире было мало.

Занзас вернулся к автомобилю, Ребон как ни в чем не бывало воевал с ремнём безопасности. Занзас какое-то время наблюдал за этим спектаклем.

— Как дела? — участливо спросил он.
— Очень жаль, что ты не оставил ни одного из них в живых. Могли бы попробовать узнать, куда они дели Цуну. Это, знаешь ли, сэкономило бы нам время, — Реборн наконец расправился с ремнём безопасности. — Кстати, нам нужна новая машина.
— Тебе подыскать с детским сидением?
— Вон тот серый седан подойдет.

***

Трущобы Гонконга походили на многоярусный тропический лес. Этажи уносились вверх, закрывая собой небо. Узкие переулки кутались в сетку из проводов и антенн. А на самом нижнем ярусе, в лесной подстилке, копошилась, барахталась, куда-то спешила и воняла жизнь.

Они уже битый час блуждали в водовороте из человеческого мусора, неоновых реклам, хаотичного транспорта, какофонии звуков и запахов. И в этом броуновском движении решительно ничего невозможно было найти.

Занзас уже успел пройти стадии отрицания, гнева и торга, и сейчас на всех парусах вваливался в депрессию. Мысли так или иначе возвращались к Саваде.

Как-то раз они нажрались на очередном приёме. По правде говоря, нажрался Занзас, а Савада просто не умел пить. Они сидели на полу библиотеки, в камине горел огонь, и мир вокруг начинал обретать гармонию. Во всяком случае, у пьяного Занзаса он вызывал намного меньше желания сжечь всё дотла. Пьяный же Савада вызывал умиление, родившееся, судя по всему, из жалости.

— Знаешь, я почти не знал своего отца, — грустно начал Савада. Занзас закатил глаза.
— Завали, а? — он предпринял попытку допить остатки виски, но в рот полилась лишь стаявшая с кубиков льда вода. — Я тоже не знал...

Это походило на сраную сцену из «Бойцовского клуба». Цуна, похоже, тоже это понял и завозился, ища что-то в карманах.

— Я должен позвонить Гокудере-куну, — заявил он, принимаясь тыкать кнопки. Так прошло минуты три.
— Савада, — позвал Занзас. Цуна поднял на него мутный взгляд, — ты пытаешь позвонить своему Урагану по пульту от кондиционера.

— Пришли, — вдруг объявил Реборн. Занзас вернулся в реальность и с удивлением посмотрел на него. Мелкого киллера уже раз пять должно было переехать случайным мопедом. Но нет, тот стоял, живой-здоровый, и жевал какую-то зажаренную хрень на палочке.

Среди нагромождения мусорных пакетов, пустых коробок, внешних блоков кондиционеров и ни о чем не говорящих вывесок на китайском, дверь различить было почти невозможно. Занзас пнул её ногой. В конце узкого захламленного коридора виднелся лифт.

— Нам на пятьдесят седьмой. Он же последний, — Реборн дожевал свою гадость. Потом легко, будто мячик, запрыгнул на какую-то коробку, а оттуда на плечо Занзаса.
— Что, блядь?
— Так удобней стрелять, — спокойно заявил Реборн.

Лифт лязгал, скрежетал, трясся, но силой своей механической воли тащился-таки на последний этаж. Занзасу казалось, что в полумраке кабины он всё время ловит на себе оранжевый взгляд ящерицы Реборна.

Кипящая на медленном огне ярость всё грозила перелиться через край. Закипала она давно, не с первого этажа, не с нападения уродов на джипах, не со встречи в аэропорту и не со звонка Реборна посреди прекрасной итальянской ночи. Три грёбаных года незакрытого гештальта и неотработанной кармической связи. При всём своём желании быть незаметным, Савада умудрился без разгона и размаха въехать в жизнь Занзаса и прочно там обосноваться. И десять тысяч километров не были этому преградой.

Как не были они преградой и для Реборна. Занзас вспомнил, как хренов киллер названивал методично и планомерно, минут пять или десять подряд. Прекрасная итальянская ночь плавно перетекала в паскудную итальянскую ночь. Занзас рассматривал дисплей, но на исходе его терпения в стену полетел всё-таки стакан, а не телефон. Тогда Реборн решил внести разнообразие в их одностороннее общение и прислал SMS: “Ты ведь уже понял, что Цуна в беде?”.

Занзас понял это ещё на первой минуте. Это был не первый раз, когда кто-то пытался грохнуть Саваду. Но это был первый раз, когда пришло чёткое и чистое осознание того, что в этом грёбаном мире никто, кроме Занзаса, не имеет права делать Саваде больно.

Очаровательное чувство собственности по отношению к кому-то, кто поимел тебя самого.

Дав ярости раствориться в себе, Занзас снял пистолеты с предохранителей. Двери лифта открылись с жизнеутверждающим «дзынь» и душераздирающим лязгом. Впереди обнаружился точно такой же, как и на первом этаже, коридор. Абсолютно безлюдный и пустой.

— Ну и куда теперь? — с сомнением произнёс Занзас. Ответа не последовало. — Ты что, спишь? Ты, мать твою, спишь с открытыми глазами?!
— По данным нашего информатора их тут должен быть целый этаж, — очнулся Реборн. — Что-то не гостеприимно с их стороны, никто нас не встречает. Попробуем последнюю дверь слева.

Занзас выбил её ногой. В маленькой тесной комнатушке, забитой хламом и мебелью, ютилось человек восемь. Четверо пожилых китайцев играли в маджонг, женщина в платке готовила какое-то варево на электроплите, на двухъярусной кровати играли дети, то ли трое, то ли четверо. Неистово орал телевизор, никто не обращал внимания на двух странных белых с пистолетами в руках.

— Кажется, нам не сюда, — огорчённо сообщил Реборн.

Дверь напротив распахнулась, и из неё в дополна забитую комнату каким-то чудом вывалилось ещё трое. В костюмах и с оружием.

— Или сюда, — обрадовался Реборн и успел выстрелить первым.

Полыхнуло пламя Урагана, Занзас успел увернуться и выстрелить в ответ. Реборн каким-то чудом оставался у него на плече.

Кипящая Ярость перелилась-таки через край. Она опять заполняла мир, испепеляя всё на своём пути, расцветая улыбкой на губах Занзаса. Отморозков в костюмах он выжег одним выстрелом, но этого было критически мало.

Всё так же продолжал орать телевизор, а дедули преспокойно играли в маджонг. Впрочем, безмятежность длилась недолго — за спиной послышалось хлопанье дверей, топот и крики.

— О, их тут и правда целый этаж! — Реборн наслаждался хаосом. Его естественной способностью и потребностью было генерировать дискомфорт для окружающих и, похоже, на пятьдесят седьмом этаже этой трущобной многоэтажки он нашёл-таки свой рай.
— Это жилой, мать его, дом! — Занзас пальнул в толпу вооруженных китайцев, приближающихся из коридора. Долбаная страна, всё не как у людей. Больше негде было устроить мафиозно-преступное гнездо? — Я не чувствую Саваду.

Посреди всей этой неразберихи полыхали слабый Дождь и Ураган, догорала Гроза. И ни искорки Неба. Тем более такого Неба, которое всё время сопровождало Саваду. Безграничное и беспристрастное. Всё-таки за три года никчёмный мусор перестал быть таким уж никчёмным.

— Попробуем пообщаться с их боссом, — крикнул Реборн, когда они вламывались в соседнее помещение. Ещё одна жилая комната с её обитателями, затем ещё одна. И вот, наконец, хоть что-то похожее на резиденцию местной мафии. Кожаные диваны, расписные ширмы, веера и оружие на стенах.

И ровно выстроенная мини-армия вооружённых уродов.

— Который из них? — поинтересовался Занзас, рассматривая наведённые на них дула и лезвия.
— Бог его знает, они все на одно лицо.

Грянули выстрелы. Занзас не шевельнулся. Десятки пуль и кинжалов, сгустки Пламени, волны страха и ненависти; всё, не долетев, сгорело в пламени Ярости.

— Где ваш босс, сукины дети? Ведите его сюда.
— Занзас, они не говорят по-итальянски.
— Ну так поговори с ними сам, мать твою! — Схватив Реборна за шкирку, Занзас легко зашвырнул его в стройные, пускай и несколько растерянные ряды наёмников. Хоть какая-то радость за весь день.

Началась привычная свистопляска с выстрелами, трупами, Пламенем и руганью. Савады здесь не было, и компьютерная игра без активного квеста на таком низком уровне сложности казалась откровенно скучной.

— Вот этот! — Реборн указывал на протискивающегося к окну типа в красной рубашке. У мелкого киллера дела шли отлично, он, похоже, ничуть не обиделся. Но Занзас всё равно не считал, что они в расчёте. Всё-таки ребенком Реборн был маленьким, а вот мудаком Реборн был большим.

Местный босс открыл окно и теперь взбирался по пожарной лестнице. Жалкое зрелище. Отстреливаясь и отбиваясь, Занзас рванул за ним.

В пожарной лестнице на такой высоте было что-то ироничное. Впрочем, Занзас не успел этого почувствовать. На крыше было пусто, ветер нежно перебирал провода. Вид на город открывался потрясающий, и Занзас опять же этого не оценил. Местный босс успел куда-то деться. С крыши было два выхода, доступных нормальному человеку — разнообразие пожарных лестниц и шаг в пустоту. Тот вариант, в котором хренов китаец встретился с асфальтом, Занзаса решительно не устраивал.

На крышу начала выползать массовка. Завидное постоянство в завидном желании умереть. Стреляя в этих безликих и безымянных идиотов, Занзас совсем не чувствовал ярости. Было скучно. Впрочем, Савада сполна заплатит за этот бездарно пролюбленный день. Если они найдут его и если он останется жив. От этих мыслей слабо, но ощутимо кольнуло.

Выпустив пару последних в чьей-то жизни пуль, Занзас через плечо посмотрел вниз. Там, на расстоянии пятидесяти семи этажей, шумел Гонконг. А ещё там внизу тип в красной рубашке забирался в машину. Занзас перемахнул через парапет и легко прыгнул на ближайшую лестницу.

Он уже собирался рвануть обратно в здание к лифтам, как у него за спиной что-то равномерно загудело. В метре от Занзаса в воздухе парил миниатюрный зелёный вертолёт. Вертолёт пялился на Занзаса оранжевыми глазами, в кабине сидел Реборн. Занзас смотрел на эту феерию абсурда и не понимал, что он чувствует.

— Серьёзно, блядь? — дар речи наконец вернулся.
— Хватайся, мы теряем время!
— Да горите, мать вашу, в аду. Ты и твой убогий Савада.
— Занзас, — серьёзно позвал Реборн. Шум ветра, выстрелы, крики будто стали тише, — каждый раз, когда ты сердишься на Цуну, ты сердишься на самого себя. Хватайся!

Занзас запрыгнул в вертолёт, пальнув напоследок по уродам на крыше. Те исправно отстреливались в ответ.

Спустились с ветерком. Почти у самой земли одна из путь таки попала в вертолётик. Тот прямо в воздухе превратился обратно в ящерицу, и Занзас с Реборном вывалились на тротуар. Реборн ловко поймал своего хамелеона и зажёг пламя Солнца.

Хренов китаец удирал вверх по улице, но при таком дорожном движении особого успеха в своём побеге не достигал. Занзас шагнул на проезжую часть и нацелил пистолет на ближайший мопед. Тот в последнюю секунду затормозил, и Занзас за шкирку вытряхнул водителя из-за руля. Реборн уже успел запрыгнуть ему на плечо.

Погоня получилась долгой и дурацкой. Босс Варии на мопеде посреди китайского гетто. Охуенно. День планомерно катился в ад, и кто-то должен был за это заплатить. Савада таки умрёт сегодня.

— И не из-за нас. Мы упустили китайца, — голос Реборна был холодным и злым. Похоже, последнюю мысль Занзас сказал вслух. — Поздравляю.

Они остановились на обочине у овощного прилавка, и куда ехать дальше было решительно непонятно. Вокруг тянулся поток людей и транспорта, звуки сливались в сплошной белый шум. Занзас умудрился заехать ногой в корзину с чем-то капустообразным и вывернуть её содержимое на проезжую часть. На этот беспредел выбежала мелкая китайская бабулька, судя по всему — продавщица, и принялась лупить Занзаса свёрнутой газетой. Занзас медленно выпрямил руку и наставил дуло пистолета бабульке в лоб. Внутри всё белело и звенело от ярости. Бабулька как ни в чём не бывало принялась лупить по пистолету и руке, продолжая вопить что-то на китайском.

И тут, посреди хаоса и абсурда, звонко и чётко, почти небесным откровением в кармане Занзаса зазвонил мобильный телефон. Невидящими глазами продолжая смотреть на бабульку, Занзас снял трубку.

— Здравствуй, Занзас!
— Не сейчас, Савада!
— О, это Цуна? — весело поинтересовался с плеча Реборн. — Как у него дела? Кстати, спроси у него, где он.
— Занзас, у меня мало времени. Я в монастыре По Лин. Это на острове Лантау. Они забирают... — в трубке послышались короткие гудки.

Если в этом мире и существовал предмет, содержащий в себе все ответы на все вопросы Вселенной, то им был телефон в руке Занзаса. Дисплей погас. В нём отражался мужик под тридцать со странным хвостом енота в причёске и нервно дёргающимся глазом.

***

Занзас брёл по мощёной дорожке к монастырю. В вечернем воздухе пахло едой, цветами и зажжёнными благовониями. Вокруг сновали туристы с фотоаппаратами, неспешно прогуливались монахи в оранжевом. Всё шло очень сильно не по сценарию, но Занзасу уже было наплевать. Ярость достигла той точки, в которой она превращается в равнодушие.

Напротив монастыря на поросшем соснами холме возвышалась огромная статуя сидящего Будды, которую Занзас утром видел из самолёта. К ней вела бесконечная вереница ступенек, лицо Будды выражало абсолютное ничего.

Всё вокруг говорило если не о просветлении, то о пути к нему точно. А ещё во всём, в воздухе, в звуках, в запахах и ощущениях скользило неуловимое, но безграничное Небо.

Занзас распахнул двери монастыря, но так и остался стоять в проходе. Появившийся из толпы туристов Реборн тоже не спешил заходить внутрь. В пёстро убранном помещении, среди статуй, цветов и свечей, за низким столиком на полу сидел Савада. И пил чай.

Сидел, живой и невредимый, и пил, мать его, чай. И единственным, кто в эту самую минуту мог хоть как-то угрожать его жизни, был Занзас.

У мелкого мусора была неровная двухдневная щетина, испачканная рубашка, разбитая губа и взгляд человека, способного понять и простить весь мир. Савада смотрел на Занзаса. Занзас смотрел на Саваду и не чувствовал ярости. Ни капли. Внутри было пусто. Пустота звенела и сияла. Занзас думал, что вполне естественным желанием было бы размозжить Саваде череп одним выстрелом, а потом сжечь дотла весь это хренов Китай. И не находил в себе гнева для этого. Не находил в себе ничего.

Если ему и было суждено хоть раз в жизни совершить прорыв точки нуля, то вот он — этот самый ноль. Здесь и сейчас.

— Здравствуй, Занзас. Здравствуй, Реборн, — на круглом лице мелкого мусора уместилось всё сожаление Вселенной.

Занзас молчал. Савада судорожно сглотнул и затараторил:

— Наши партнёры... они хотели поговорить со мной. Но они были не очень-то дружелюбными...
— Партнёры... — издевательски тихо повторил Занзас. Он не знал, какой степени просветления или идиотизма нужно достичь, чтоб называть похитивших и избивших тебя людей, партнёрами.
— И они отвезли меня за город. Я попросил о встрече с их боссом, но они опять таки не были дружелюбны ко мне. Когда я понял, что с ними и их боссом не о чем говорить и партнёрства у нас не получится, я извинился и ушёл.
— Извинился.... — еще раз повторил Занзас, прокручивая в уме картины раскиданных гиппер-режимом отморозков.
— Очень жаль, что так получилось с ними. Правда, жаль. Я шёл по лесу какое-то время. И пришёл сюда. Монахи... они сказали, что не дадут мне телефон, пока я не выпью чаю и не зажгу благовония. Я хотел позвонить Гокудере-куну...
— Гокудере... — Занзас мрачно и со странным удовольствием продолжал повторять реплики Савады. Пустота внутри звенела и сияла. Гокудера в личном списке смертников Занзаса поднялся на пару позиций.
— … но почувствовал, что нужно позвонить тебе, — скомкано закончил Савада. Он продолжал смотреть на Занзаса, и в его глазах не было страха. — Занзас, пожалуйста, не зажигай здесь Пламя.

Занзас посмотрел на свою ладонь. Она была окутана ровным стабильным оранжевым Пламенем. Пламенем Неба. Развернувшись, он побрёл вниз по ступеням в летний вечер.

— И... спасибо тебе, — раздалось ему в спину. Скорей вопросительно, чем утвердительно.

— Ты был не таким уж и бесполезным учеником, Занзас, — крикнул ему вслед Реборн и развернулся к Саваде, всем своим видом говоря о том, что за каждой контрольной следует работа над ошибками. Послышались лепетание и грохот.

Занзас брёл по мощённой дорожке прочь от монастыря. Успело стемнеть, зажигались фонарики. Статуя Будды снизу была подсвечена золотистым. В этом свете казалось, будто Он улыбается и сожалеет одновременно.

Занзас долго смотрел в Его лицо, потом зажёг сигарету. Затянулся и показал просветлённому ублюдку средний палец.

Будда оставался безмятежным.

@темы: репорно, графомания